Вместо сцены в воздухе висит трехмерный куб. Он непрерывно вертится, крутится, переворачивается, играет всеми своими гранями — так, что теряется всякое представление о «верхе» и «низе», «правом» и «левом». На каждой из его стенок – ежесекундно сменяющиеся проекции с интерьерами, но их не воспринимаешь как видео; кажется, они трехмерны и существуют на самом деле. Дворцовый зал за секунду превращается то в библиотеку (в которой среди виртуальных полок вдруг найдется и реальная, откуда Гамлет возьмет настоящую книгу), то в звездное небо, то в мрачный корабельный трюм, покачивающийся на волнах в сильный шторм.
В центре этого куба – человек. Точнее – актер Евгений Миронов, играющий Гамлета. Точнее, играющий в «Гамлета». Сказать так будет вернее всего: в программке, где действующие лица перечислены «в порядке появления на сцене», первым в списке указан «Актер». Робер Лепаж ставит спектакль не про принца Датского, но про актера, разыгрывающего в одиночку всю пьесу Шекспира.
Собственно сюжет «Гамлета» уходит немного на второй план: это история о бесконечном и неудержимом лицедействе, об актере-Протее, непрерывно сменяющем десятки масок и доходящем до безумия в своей страсти к игре.
Игра, поначалу детская и невинная, затем все более серьезная и увлекающая, перерастающая в жизнь и – неизбежно – в смерть. Абстрактный «актер» напоминает артиста из средневековой легенды, который играл христианского святого – и вдруг сам стал мучеником. Миронов начинает и заканчивает спектакль в одной и той же мизансцене – в смирительной рубашке, жалко сидя в углу палаты сумасшедшего дома, со стенами то ли из грубого кафеля, то ли из «противоударных» подушек. Все, что произойдет от первой сцены до последней, – просто видения безумного актера, только спектакль, показанный в психбольнице тем, кому уже давно негде играть. Это ситуация, о которой поется в звучащей в спектакле песне Rolling Stones «As tears go by»: «Вот и наступил вечер этого дня… / Я сижу и наблюдаю за тем, как играют дети, / Вижу их лица, сияющие улыбками…но не мне. / Я лишь сижу и смотрю… и слезы бегут по щекам». «Гамлет. Коллаж» — воспоминания о прошедшей игре, тоска по театру, которого не было и быть не могло.
Режиссер Робер Лепаж был одним из тех постановщиков, чьи спектакли Евгений Миронов назвал в числе ожидаемых на сцене Театра Наций, после того как в 2006 году возглавил эту площадку. Лепаж – не только один из самых титулованных и почитаемых режиссеров в мире, но и один из самых любимых в России. Благодаря Международному театральному фестивалю имени Чехова в Москве побывали, кажется, все его лучшие спектакли, от легендарной «Обратной стороны луны» (существующей еще и в киноверсии), которую Лепаж играет сам, до многочасового «Липсинка».
К «Гамлету», кстати, Лепаж уже обращался — в 1995-м он поставил эту пьесу Шекспира, назвав постановку «Эльсинор». Это тоже был моноспектакль, причем в его собственном исполнении, – и строился он на похожих принципах: это был монтаж разных фрагментов из «Гамлета», разыгрываемых единственным актером, который перевоплощается сразу во всех персонажей.
В нынешнем «Гамлете» Лепаж выстраивает на сцене ренессансную картину мира.
Куб, вертящийся вокруг своей оси, и человек в этом кубе как бы воплощают ту космическую модель, в которой человек все еще ощущал себя центром вселенной, но уже чувствовал, что от него самого ее движение не зависит.
Когда Миронов-Гамлет читает «Быть или не быть?», пустое пространство вокруг куба вдруг загорается мириадами зеленоватых звезд, сам же куб растворяется в темноте, и герой Миронова ползает по его поверхности маленькой жалкой фигуркой с непомерно громким голосом.
Перевоплощения Миронова действительно изумительны. Он, пусть с помощью Лепажа и с использованием сложных технических эффектов, показывает поистине удивительную способность меняться до неузнаваемости.
Стоит провести помадой по губам, надеть черный парик и темные очки – и он Гертруда. Смыть помаду, надеть парадный мундир и бороду – и получается Клавдий. «Маленький человек» Полоний важно ходит в шляпке-котелке и почесывает свой чуть выдающийся вперед живот. Офелия расчесывает свои длинные золотистые волосы. У каждого из героев – собственный голос, от тоненького и в самом деле совсем не мужского у женщин до глухого баса у призрака.
Но есть у них и одна общая на всех болезнь, которая давно уже остается главной для героев всех спектаклей Лепажа, – одиночество.
Шекспировские диалоги разнимаются, превращаются в монологи, обращенные в пустоту. Иногда на сцене благодаря участвующему в спектакле актеру и каскадеру Владимиру Малюгину оказывается два человека – но, как правило, каждый из героев Миронова остается наедине со своей инфракрасной, «компьютерной» тенью.
Гамлет не говорит с Офелией, а читает ее письмо, Полоний беседует с сыном исключительно по телефону, а Розенкранц и Гильденстерн и вовсе оказываются просто двумя видеопроекциями профиля Гамлета, повернутыми в разные стороны.
Это мир, в котором в каждый из моментов есть только один человек, а все остальные – лишь фантомы. Ближе к концу спектакля Миронов все чаще переходит из роли в роль, почти не меняя внешность и обозначая новый образ лишь поворотом головы или быстрым переходом. Это театр одного актера, последнего на планете, которому играть давно уже не с кем и не для кого, – и именно в этом главная трагедия лепажевского «Гамлета».
Проблема в спектакле Лепажа одна, и та, которую меньше всего можно было бы ожидать. Как уже говорилось в этой статье, театр Лепажа глубоко человечен и живет мельчайшими перепадами чувств. Евгений Миронов – актер, которого тоже было бы странно упрекнуть в холодности. Однако «Гамлет. Коллаж» пока остается прежде всего серией очень красивых картинок, эмоциональное движение в которой уходит на второй план. И по визуальной красоте и совершенству, точно так же, как и по технологической сложности и безупречности воплощения, премьере Театра Наций в России равных на сегодняшний день нет.