Юрий Хатуевич Темирканов родился в Нальчике. Хату Темирканов занимался устройством эвакуированных в Кабардино-Балкарию музыкантов, среди которых были Прокофьев и Мясковский. Вскоре москвичей увезут от войны дальше на восток, а Темирканов-отец погибнет от рук фашистов.
Музыкой, однако, юбиляр начал заниматься почти случайно — музыкант из Ашхабада, перебравшийся в Нальчик, спросил гонявших мяч на улице ребят, кто хочет заниматься музыкой. Темирканов вызвался, по его собственным воспоминаниям, «только потому, что не мог обидеть отказом старшего».
Тем не менее после переезда в Ленинград музыкальная биография Темирканова складывалась стремительно и эффектно — как и у многих других учеников легендарного Ильи Мусина, выпустившего из стен питерской консерватории Василия Синайского, Валерия Гергиева, Теодора Курентзиса. «Травиату», первую же оперу, исполненную в качестве руководителя Ленинградского Малого театра оперы и балета, Темирканов сделал своей визитной карточкой.
В 1966-м он победил на Всесоюзном конкурсе дирижеров.
И сразу поехал на гастроли в Америку вместе с Давидом Ойстрахом, Кириллом Кондрашиным и Симфоническим оркестром Московской филармонии.
Лучшие свои спектакли Темирканов сделал в конце 70-х — начале 80-х, причем в разных театрах. Постановка оперы Гершвина «Порги и Бесс» была первой в СССР, а Темирканов выступил не только дирижером, но и сорежиссером. Это сейчас разница между концертным и театральным режиссером практически исчезла, но в СССР 70-х это разделение все еще было актуальным.
По сути, Темирканов стал одним из первых, кто одинаково много и удачно работал и в оркестровой яме, и за дирижерским пультом на сцене. Причем сам нередко брался за режиссуру.
Почти десять лет Темирканов был главным дирижером и художественным руководителем Ленинградского театра оперы и балета имени Кирова, то есть нынешней Мариинки. После его перехода в филармонию театр принял Валерий Гергиев; после этого разделения две музыкальные единицы — Мариинский театр и Санкт-Петербургская филармония — стали на какое-то время главными музыкальными оркестрами страны.
Поначалу сохранялось разделение труда — Мариинка отвечала за оперный репертуар, за симфонической музыкой шли к Темирканову.
Но по мере того, как Гергиев наращивал музыкальные и финансовые возможности, открыв концертный зал, возможно, с лучшей в стране акустикой, филармония стала проигрывать конкуренту, а
консервативная музыкальная политика Темирканова не отпугнула только традиционную филармоническую публику.
При этом Темирканов получил признание за границей – он выступал с Филадельфийским, Бостонским, Берлинским симфоническими оркестрами, амстердамским Консертгебау, на протяжении шести лет возглавлял Королевский филармонический оркестр в Лондоне. Однако больше всего за границей им восторгаются в Италии. И это довольно удивительно –
ведь в итальянском оперном репертуаре и чужаки-инструменталисты, и приезжие вокалисты традиционно оцениваются не только по способностям и качеству, но и исходя из местных критериев, кажется, неподвластных пониманию иностранцев.
Темирканов, тем не менее, стал очевидным фаворитом тамошней публики и прессы. В 2008-м он был назначен главным дирижером Teatro Regio di Parma в родном городе Верди. И это тоже достаточно удивительно – ведь именно в этот момент, казалось, искренний консерватизм музыкального мышления Темирканова достиг своего апогея.
Этот же консерватизм, кажется, купил Темирканову и его нынешний статус музыкальной духовной скрепы – российского артиста с международной репутацией, активированной в советские времена и до сих пор котирующейся довольно высоко. Именно поэтому на его юбилей приехал Путин – с трогательным опозданием на одно отделение, как бы сообщающим – мол, приехать не мог, дела, но и не приехать не смог, не удержался. На фоне того же Гергиева Темирканов выглядит как величественная скала в бушующем море – командир Мариинки все время путешествует, переживает удачи – с запуском второй сцены театра, на открытие которой приехал президент, и неудачи – с организацией Национального центра искусств, идею которого тот же президент счел нецелесообразной. А юбиляру, кажется, всего этого просто не нужно – и одного отделения хватит.