Цивилизация
В Щукинском училище у Юрия Яковлева не нашли «особых актерских данных», но взяли за глаза — педагогу понравился взгляд будущего студента. Первый курс он, однако, закончил с двойкой по основному предмету. До этого он не смог поступить во ВГИК — оказался слишком «некиногеничен». В течение всей дальнейшей жизни и большой карьеры кино будет пытаться угнаться за ним, чтобы предложить очередную звездную роль и тем самым загладить нанесенную в юношестве обиду. А он будет хранить верность театру: с 1952 года и до самой смерти он был актером знаменитой вахтанговской труппы.
Собственно, первая главная роль появилась у него благодаря как раз театру:
в 1958 году Яковлев сыграл князя Мышкина в «Идиоте» Ивана Пырьева.
Яковлев вспоминал, что режиссер (сложный, нетерпимый, властный и порой жестокий, как его характеризовал актер) относился к нему так, словно он в самом деле был Мышкиным. Наверное, терпеть такое отношение было тяжело, но результат окупил все: фильм удался, а Пырьев познакомил Яковлева с Эльдаром Рязановым, фактически приказав актеру играть в «Человеке из ниоткуда».
Следующая роль у того же Рязанова стала для Яковлева знаковой, впервые его персонаж зажил самостоятельной жизнью. Это был поручик Ржевский из «Гусарской баллады», где главной звездой была, конечно, Шурочка Азарова, но буквально несколько эпизодов, в которых блистал осанистый гусар с щегольскими усиками, произвели на зрителей, кажется, даже слишком сильное впечатление. Ржевский стал персонажем целого корпуса многочисленных анекдотов.
В кино Яковлев превратился в своего рода золотую антилопу: его участие если не гарантировало фильму успех, то обязательно вызывало аплодисменты на премьере при одном его появлении на экране, даже если роль была не главной.
Ему, кажется, их гарантировал тихий аристократизм его органики: в рязановском комедийном шедевре «Берегись автомобиля» Яковлев умудрился прославиться, ни разу не появившись на экране. «Что за детектив без хорошей погони?» — произносит мягкий голос за кадром, и едва ли найдется в нашей стране телезритель, который не помнит этой фразы.
Ну а если роль была пусть даже не главной, но первого плана, то его персонаж становился героем уже не анекдотов, а настоящей народной мифологии. Так случилось с героями гайдаевской комедии «Иван Васильевич меняет профессию»: и управдома Буншу, и царя Ивана Грозного зрители полюбили безоговорочно — невзирая на их моральные качества. Так стало и с Ипполитом из «Иронии судьбы», которого жалели, кажется, все женщины Советского Союза; он был чуть ли не единственным героем этого фильма, чьи слова тут же стали крылатыми выражениями.
«Это не Земля и не Африка, родной. Это планета Плюк» — а эта фраза яковлевского пацака Би из изумительной комедийной антиутопии Георгия Данелии 1986 года стала самым емким описанием всего, что происходило в СССР и России до и после выхода фильма.
Парадоксально, но как раз в театре, верным рыцарем которого Яковлев всегда оставался, у него не оказалось ни одной звездной роли, при том что артистом он был вдумчивым и глубоким. Яковлев неоднократно повторял, что в киноигре многое зависит от того, как тебя сняли, а в театре — от того, как сыграл ты сам. В Вахтанговском он переиграл у всех великих режиссеров, связанных с этой легендарной площадкой: начинал у Александры Ремизовой и Николая Охлопкова, играл у Рубена Симонова и его сына Евгения. Не сторонился и режиссеров-гостей: в 1980-х играл одну из главных ролей в «Анне Карениной» Романа Виктюка и Петра Фоменко, выходил в «Кабанчике» по Розову у рижанина Адольфа Шапиро,
за «Без вины виноватых» у Петра Фоменко в 1995 году получил Государственную премию.
Большой артист любил большого режиссера: про основателя «Мастерской» Яковлев сказал, что Фоменко всегда будет что сказать зрителю. В конце своей карьеры Яковлев сыграл у Фоменко еще в двух знаменитых спектаклях — «Пиковой даме» и «Чуде святого Антония».
В нулевых на сцену Яковлев выходил редко — сказывалось состояние здоровья, — но это, кажется, нимало не сказывалось на восприятии его зрителями даже не как актера, а как персонажа культурной жизни как таковой. Сетуя на снижающуюся планку профессионализма в театре и кино и возрастающую склонность новых мастеров к эпатажу, он тем не менее никогда не опускался до участия в театральных скандалах, демонстрируя то самое внутреннее благородство, которое и притягивало к нему режиссеров на протяжении всей его карьеры. Символично, что, несмотря на все претензии, он согласился участвовать в «Иронии судьбы. Продолжении». Причем согласился в буквальном смысле по-отечески. Он сыграл постаревшего Ипполита Георгиевича — персонажа, примирившегося с тем, что каждое новое поколение всегда совершает те же ошибки, что и предыдущее. И в кино, и в жизни.
