Цивилизация
В Театре на Таганке начала работу выставка Ксении Перетрухиной «Попытка альтернативы», на которой театральное пространство, история и мифология знаменитой Таганки исследуются средствами современного искусства. Начала с конфликта – выставка пришлась не по нраву некоторым актерам и сотрудникам театра. Артисты, как рассказал побывавший на вернисаже корреспондент «Газеты.Ru», обвинили устроителей в разрушении «культурного кода» театра и назвали их деятельность «вторжением».
«Попытка альтернативы» станет предисловием к большому художественному проекту, посвященному 50-летию театра. Сценарий юбилейного года стал дипломной работой для режиссера команды Дмитрия Волкострелова – группы студентов Школы театрального лидера, в которой молодые театральные практики, теоретики и менеджеры занимаются стратегиями обновления репертуарного театра. Московский департамент культуры поддержал эту идею, и перед началом сезона команду режиссеров, художников и театроведов представили труппе театра. Перетрухина рассказала «Газете.Ru» о выставке «Попытка альтернативы», причинах конфликта и о том, какие еще экспозиции и спектакли можно будет увидеть в юбилейный год.
— Ксения, как вы расцениваете то, что произошло на открытии выставки?
— Меньше всего хотелось бы сейчас становиться причиной чьего-то стресса, вносить в чью-то жизнь ад и невыносимые мучения. Я знаю, что мы сделали не так. Мы утвердили выставку на худсовете, а нужно было собрать все службы театра, всем и каждому разъяснить: фойе на год станет выставочной площадкой, висевшие там всегда фотографии и афиши будут заботливо упакованы. Мне бы очень хотелось, чтобы весь коллектив театра мог ощутить — ничего страшного, если в фойе будет экспозиция. Это не лишит театр его природы, это ее расширение, а не сужение. Я очень надеюсь, что мы с артистами скоро придем к соглашению.
— В чем причина такой острой реакции?
— Я пришла в театр из современного искусства и совсем не жду, что за пределами галереи кто-то с ходу поймет и примет смысл моего художественного жеста. Если я художник, то должна делать что-то новое, а новизна, неизвестное в силу природы человеческого восприятия обречены на негативную реакцию.
— В аннотации к выставке вы пишете: «Обращаясь к прошлому, нужно заимствовать идеи, а не формы». Какие главные идеи Таганки нужно заимствовать?
— Проект, который мы делаем, нельзя провести в любом театре — только в Театре на Таганке. У него есть стартовый феноменальный период 60-х. То, что здесь произошло, сродни взрыву. Это полемично, но с ранним Театром на Таганке часто рифмуется слово «свобода». Сейчас очень важное измерение искусства – его влияние на общество, взаимоотношения с обществом, социальная функция искусства. Сегодня недостаточно шедевров, транслирующих некие смыслы. Нужно, чтобы общество менялось, взаимодействовало с искусством. И вот на Таганке была уникальная ситуация единения зрительного зала со сценой. Это замечательно описано во всех книгах.
Исчезала четвертая стена, люди в зале были абсолютно едины с актерами, на сцене произносилось то, о чем говорили на советских кухнях. У зрителя была активная позиция, он был соучастником – вот что нам сейчас нужно.
В конце выставки мы планируем общественную дискуссию, чтобы вокруг Таганки снова начались дебаты. Мне близка мысль, которую высказал Александр Александрович Аузан, читая лекцию по институциональной экономике в Школе театрального лидера:
театр – это место, где накапливается социальное доверие.
Для этого мы сами должны научиться разговаривать друг с другом. Наша коммуникация не должна быть построена иерархично, чтобы нам только сверху говорили, что делать.
Есть важная тема площади, площадной культуры, что отражено в названии театра. Советское общество было иерархично, а площадная культура деиерархизирует людей.
Это чрезвычайно важно в идее ранней Таганки. Знаете, в спектакле «Десять дней, которые потрясли мир» актеры встречали зрителей перед театром, на улице. Это было здесь, в этом месте, и есть люди, которые это своими руками делали – они до сих пор живы, и эти люди на худсовете проголосовали за радикальный проект. Это восхитительно.
Но как будет развиваться театр дальше? У нас есть даже такой объект на выставке – надпись: «На этом месте висела афиша «Что делать?».
— Вы как-то отвечаете на этот ключевой вопрос?
— Есть разные мнения: «Нужно, чтобы вернулся Любимов!» – «Ни в коем случае не нужно!»; «Нужно, чтобы пришел сильный лидер!» – «Не нужно, чтобы приходил сильный лидер»... И даже такое: «В этом театре ничего не будет долгое время, нужно просто ждать». Есть сумбурные мнения, но нет ответа – что же, собственно, делать?
Задача нашего проекта – сделать остановку, отрефлексировать, понять ту точку, в которой мы находимся.
Это касается не только Театра на Таганке – вопросы, которые мы поднимаем, связаны с развитием и реформацией репертуарного театра в целом. Есть такой болезненный вопрос, о котором часто говорят:
что делать с репертуарным театром? Одни говорят, что это национальное достояние, другие требуют к чертовой матери закрыть.
Этот разговор заканчивается ничем, потому что репертуарный театр нужно прежде всего проанализировать, понять, с чем мы имеем дело. Это сложная структура, которая, несомненно, является достоянием, но которую, безусловно, надо развивать. Проект, который мы делаем, – это прецедент такого анализа. В репертуарный театр, театр-дом, приходит некая группа людей, которая хочет сделать некий проект. В общественном мнении должно сложиться понимание, что это не страшно, что это очень хорошо, если запустятся процессы обмена и законсервированная система будет развиваться:
репертуарный театр ощутит себя стойкой, полноценной, устойчивой системой, которая способна впустить в себя что-то, что обновит и театр.
Мы делаем театральное фойе местом выставки, причем не служебного назначения, а выставки в понимании современного искусства. Надо работать с проницаемостью границ репертуарного театра: это расконсервирует замкнутую систему, делает ее разомкнутой.
Помимо диалога с другими искусствами важен диалог с обществом. На открытие выставки мы позвали людей разных профессий. Это опять возвращение к идеям Таганки – общественный худсовет, в который входят ученые и общественные деятели. Единение физиков и лириков, которое было в 60-е, очевидно обогатит театр.
— Что представлено на выставке?
— Мы снимаем со стен все, что на них висит, кроме фотографий актеров, которые играют в театре, и четырех портретов – Станиславского, Брехта, Вахтангова и Мейерхольда, которые Юрий Любимов просил никогда не снимать. Мы постараемся освободить театр от накопившихся в нем предметов.
В холле стоят декорации, которые негде хранить, а на втором этаже окна загорожены цветами-деревьями, которые были заботливо выращены в театре. Мы их временно переставим. Идеей Давида Боровского были световые прострелы на двух этажах, которые заканчиваются вот этой черной стеной с четырьмя портретами. Мы хотим восстановить это пустое пространство Боровского — это важно для новой жизни, новых мыслей.
И мы пишем на стенах тексты. Это преимущественно вопросы. Мы задаем вопросы к настоящему, к прошлому и рассказываем суть проекта, который заключается в пересмотре истории, в понимании истории как коллективного процесса, где каждый участник очень важен.
Вопросы онтологически присутствуют в Театре на Таганке. Один из его ключевых героев – Гамлет, сомневающийся герой: ему надо королевством править, а он задает вопросы. Один из главных авторов – Брехт, с его несколькими вариантами финала. Все это есть в истории Таганки, мы просто вынимаем это и демонстрируем. Если разговаривать с людьми в театре, все они сами высказывают вопросы, которые мы поднимаем.
Для современного искусства тут, может, не о чем говорить в плане формы, а для репертуарного театра это очень радикальный проект – меня восхищает, что театр на это согласился.
Я просто перечислю всё, что там есть: это наши мысли, заключения об истории; цитаты из разных известных людей, от Лемана до Годара, поддерживающие те мысли, которые мы высказываем; это цитаты актеров и работников театра.
Центральный объект – это наше письмо к Юрию Петровичу Любимову.
Мы вошли в театр без общения с ним – так получилось, и, будь возможность переиграть, я бы не хотела, чтобы так получилось. Было непонятно, как выйти из этой ситуации, но сейчас, как мне показалось, это самый правильный жест: в этом проекте мы обращаемся к нему как художники к художнику. Мы уважаем историю театра, ничего не трансформируем, ничего не портим, мы гарантируем бережность: как я уже говорила, ничего не будет поломано, перекрашено. Мы сожалеем, что вошли в театр без разговора с ним. Это просто письмо уважения.
— Театр на Таганке очень часто подают как театр одного человека…
— Я испытываю гигантское восхищение талантом и гением Юрия Петровича Любимова, но с этой ситуацией не могу согласиться, это неправильно. Причем эта ситуация больше, чем Театр на Таганке, просто здесь это ярко и выпукло, но связано это со всей страной. Мы отстаиваем право незаметного человека на историю. У безымянного зрителя оно такое же, как и у самого яркого участника. Человек, которого мы втягиваем в художественный процесс, должен понимать, что он важный участник этого процесса. Вместе с правом на историю появляется ответственность за эту историю.
Во время подготовки этого проекта нам
часто приходилось слышать: без Любимова ничего бы не было, а остальных можно было заменить, и все было бы так же. Мы считаем, что это не так.
Даже если это так – может, нам, анализируя эту историю, стоит понять, что не нужно инспирировать художественные процессы, в которых одного человека можно с лёгкостью заменить другим? Может быть, нужно какое-то другое искусство, а не то, где важен только один человек? Но в любом случае мне кажется, что это не так.
Боровский называл Любимова гениальным коллективным режиссером. Он не режиссер-одиночка. Есть такой тип творца, но это не он. Любимов – коллективный человек, он работает с людьми, взаимодействует с их идеями.
— Вы говорили, что собираетесь показать «второй план» истории Таганки через воспоминания незаметных людей, – как это будет выглядеть?
— Это появится не сразу. Выставка – ворота в весь проект. Знаете, как устроено жанровое кино: из первого эпизода должно быть понятно, что это за жанр. Вы когда-нибудь обращали внимание: если вы опоздали на фильм, вы долго не можете въехать — это комедия, трагедия, что происходит вообще?
Мы действительно пытаемся пересмотреть историю глазами маленького человека.
Наша следующая выставка – это какой-то подарок судьбы.
Существует такой замечательный архив семьи Боуденов. Простые зрители много лет ходили в Театр на Таганке и собирали все-все-все программки и билеты в папочку, на которой они сами от руки нарисовали логотип театра. На всех написана дата, имя кого-то из членов семьи, кто был на спектакле, и маленький комментарий. Мы хотим увеличить объекты: это будут те же названия, что и на афишах в фойе, но с маленьким, теплым человеческим комментарием.
— Расскажите о спектаклях, которые будут идти в юбилейный год.
— Один из спектаклей сделал Семен Александровский: зритель приходит в театр, ему выдают наушники, и он слушает аудиогид, который водит его по театру, по важным точкам. Каждый человек проходит эту бродилку отдельно, для всех она начинается в разное время и из разных мест. Это будет аудиоспектакль, записанный с актерами театра, текст напишет драматург Евгений Казачков. Всего будет три гида. Предположим, вы попали на первый, но знаете, что есть еще две версии. Мы ставим зрителя в ситуацию, когда он услышит одну из многих возможных «правд», потому что история не может звучать только так и никак иначе. Понимание, что есть много правд, много историй, – это важно и для Театра на Таганке, и вообще для времени, для истории. Хотелось бы, чтобы зрители в ходе этого квеста заходили в главный зал Театра на Таганке, а перед ними декорация спектакля «Высоцкий». Собственно, еще одна постановка нашего проекта будет о том, как закрывали, не давали выпустить «Высоцкого»; было бы здорово играть их в паре.
Ну а наш первый спектакль, проект Андрея Стадникова «Репетиция оркестра», состоит исключительно из интервью с актерами и работниками театра.
— Вам часто задают вопрос о том, какое право вы имеете взаимодействовать с историей Театра на Таганке, зачем вы этим занялись, какое вы имеете к нему отношение?
— Знаете, опрашивая людей, мы выясняли, что отношение к Таганке имеет почти каждый. Например, моя мама была инженером и воспитывала меня одна, мы жили в Подмосковье, очень бедно. У нее не было возможности ни купить билет у спекулянта, ни доставать его в очереди. Моя мама никогда не была в Театре на Таганке. Но она передала мне образ, ее потрясший, – Высоцкого, кидающего землю в зал. Она там не была, но это она пережила. Человека формирует всего несколько образов важных в жизни, и вот этот образ, который передала мне моя мама и которого она не видела, дожил до сих пор и очень на меня повлиял. К вопросу о том, где проходят границы причастности людей к этому театру: это гигантское явление, и я не могу считать, что я и моя мама не имеем к нему отношения.
Театр на Таганке – это такое мощное явление, что понять его историю значит понять историю страны.
Вы понимаете, у нас есть огромный художественный прецедент, который развивался более 50 лет.
Если понять процессы, которые в нем происходили – не давать им оценки, а просто понять, – мы сможем очень многое понять об истории как таковой. Что такое история? Это не содержание одной книги. Вот это очень важное сообщение, главное в нашем проекте: история субъективна. У разных людей может быть своя история. У нее могут быть версии, у нее могут быть ракурсы.
