В 1960-м Бенджамин Бриттен в первый раз приехал в Москву, где познакомился и мгновенно сошелся с Дмитрием Шостаковичем, Святославом Рихтером, Галиной Вишневской и Мстиславом Ростроповичем. В 1962-м он закончил работу над «Военным реквиемом», который Шостакович оценил «выше моцартовского». Премьера была приурочена к восстановлению разрушенного фашистами собора в Ковентри. Бриттен хотел, чтобы в этом произведении солировали его близкий друг — немец Дитрих Фишер-Дискау, англичанин Питер Пирс и российский исполнитель. Партию сопрано он написал специально для Галины Вишневской. Таков был ответ пацифиста Бриттена на Вторую мировую войну.
Отец новой английской оперы, по сути начавшейся с его «Питера Граймса» в 1945 году, он писал песни на стихи Пушкина и Верлена, инструментальную музыку для театра и кино, а также камерные произведения, например, оперу «Поворот винта», в основу которой лег мистический рассказ Генри Джеймса.
Впервые его музыка прозвучала в Пушкинском музее в 1981 году на фестивале «Декабрьские вечера» Святослава Рихтера.
Из «Красного дома» в Олдборо на восточном побережье Англии, в котором Бриттен вместе со своим партнером Питером Пирсом прожил всю жизнь, в Москву привезли около пятидесяти работ из их личной коллекции. Среди них, например, абстрактные произведения и декорации Джона Пайпера, любимого художника и приятеля Бриттена, который оформил почти все его оперы, от «Поругания Лукреции» 1947 года до «Смерти в Венеции» 1973-го. Или портрет композитора, написанный Генри Лэмбом в год премьеры оперы «Питер Граймс», партитуры, фотографии и другие архивные документы.
Все они вроде бы демонстрируют мир, устройство которого можно понять и объяснить, не прибегая к сложносочиненным музыковедческим терминам.
В контексте этого мира Бриттен перестает быть автором оперы «Билли Бадд» о нелегкой доле матроса, противостоящего власть имущим. И вновь превращается в четвертого, самого младшего ребенка преуспевающего дантиста, чья мать, как только у сына открылся музыкальный талант, ставила его четвертым в списке гениев после Баха, Бетховена и Брамса.
Высокое искусство Бриттена-композитора здесь перемешивается с искусством местечковым. В густой сливочно-розовой дымке над пляжем в Олдборо — излюбленная тема пейзажистки Мэри Поттер, бывшей хозяйки «Красного дома», — отражается Бриттен — выходец из захолустного городка на юго-востоке Англии, который всей душой ненавидел Лондон и презирал Нью-Йорк. Ее работам оказываются созвучны картины английского романтика Джона Констебла с видами графства Саффолк начала XIX века (в коллекции Бриттена и Пирса есть две его работы — «Портрет младшего сына» и «Пейзаж Саффолка с деревенским домом») и непритязательные городские пейзажи Уолтера Сикерта. Они образуют предметную реальность, сконцентрированную вокруг личности Бриттена, дублируют ее и переосмысливают на свой лад.
Однако попытка «одомашнить» бурного гения, поместить его в понятные нам декорации идиллического британского дома вызывает отторжение, как Ника Самофракийская, которую по ошибке водрузили посреди школьного спортзала на маты, а не на пьедестал.
Так как транспортировать «Красный дом» из Олдборо в Москву довольно проблематично, на выставке появилось пространство, призванное имитировать традиционный дом-музей великого творца. Здесь расположились бронзовый бюст композитора работы Георга Эрлиха, неизвестного происхождения фортепиано и экран, на который проецируется видеозапись 1967 года: на ней Святослав Рихтер и Бриттен в четыре руки играют Сонату ре мажор Моцарта.
Кроме того, вставную экспозицию дополнили меморабилии: письмо Шостаковича, в котором тот высказывается об опере «Питер Граймс», московский путевой дневник Пирса за 1966 год и Симфония №14 Шостаковича с дарственной автора.
За последние пять лет Бриттен стал четвертым персонажем британской культуры, которому посвятили выставку в Пушкинском музее. Ему предшествовали маринист-романтик Уильям Тёрнер, мистик Уильям Блейк и плеяда прерафаэлитов. Ставшая элементом большой акции «Сезонов Бриттена в России», нынешняя выставка уже своим названием претендовала на то, чтобы встать в этот почетный ряд. Но в результате показала не мир, но фон, на котором создавал свои произведения замечательный британец, — и стала компактным и ни на что не претендующим дополнением к концертам, идущим сейчас во многих московских залах в честь юбилея композитора.