Цивилизация
Предложение восстановить в Москве Музей нового западного искусства, ликвидированный по указанию Сталина в 1948 году, заметно выбивалось из круга проблем и вопросов, обсуждавшихся во время «прямой линии» общения президента с населением. Чувствовалось, что Путин не готов был ответить на обращение Ирины Антоновой что-то определенное, поскольку едва ли владел необходимой информацией для того, чтобы с ходу оценить все нюансы. Полагаясь на авторитет многолетнего директора ГМИИ, президент высказался в том смысле, что предложение, вероятно, заслуживает внимания, однако стоило бы его обсудить в рамках музейного сообщества.
Первая реакция, долетевшая из этого самого сообщества, была предсказуемо негативной: директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский сообщил, что категорически против изъятия из собрания своего музея каких-либо экспонатов, тем более столь ценных, как картины Ренуара, Дега, Сезанна, ван Гога, Матисса, Пикассо. И вообще, по мнению Пиотровского, музейные коллекции по всей стране должны оставаться неприкосновенными. Вдобавок директор Эрмитажа высказал недоумение насчет того, зачем его коллеге понадобилось выносить «цеховые» проблемы в эфир трансляции общения президента с народом.
«Мне казалось, что у Михаила Борисовича должен быть более широкий взгляд на то, что такое музей в России», — сказала Антонова на пресс-конференции, прошедшей понедельник в РИА «Новости». Эту встречу можно было расценивать как попытку прояснить свою позицию и заодно как следующий шаг в заочной полемике с Пиотровским. Однако Ирина Александровна предпочла не переходить на личности. Директор ГМИИ не то чтобы продемонстрировала особое миролюбие, но призвала не рассматривать эту ситуацию с позиции конфликта между двумя институциями:
«Худшее, что могло произойти, — это сведение вопроса к музейной склоке».
Собственное же понимание проблемы она изложила довольно многословно и эмоционально.
Свой ретроспективный обзор об обстоятельствах расформирования Музея нового западного искусства она резюмировала словами: «Было совершено настоящее преступление против культуры». Продолжение ее речи посвящалось уже тому, как устранить последствия оного преступления. По мнению Антоновой,
единственный способ восстановить историческую справедливость заключается в том, чтобы заново организовать, причем именно в Москве, ликвидированный ГМНЗИ, вернуть в его состав все изъятые экспонаты и дополнить их поступлениями уже советского времени.
Причем Ирина Александровна дала понять, что не добивается вхождения старо-нового музея в состав ГМИИ: по ее словам, сказанным ранее, это могла бы быть отдельная структура: «Кто будет руководить этим музеем — вопрос второстепенный». Разместить коллекцию «ГМНЗИ 2.0» можно было бы в особняке Голицыных, расположенном по соседству с главным зданием на Волхонке. Этот особняк, до последнего времени занимаемый Институтом философии РАН, сейчас подведомствен ГМИИ. Здание пока пустует в ожидании реставрации.
Несмотря на приводимые Ириной Антоновой конкретные предложения в части музейной недвижимости, ее выступление чем дальше, тем больше походило на изложение личного мнения, причем достаточно субъективного.
«Мне много лет, и, видимо, я последний человек, который говорит об этой проблеме…» — подобные тирады звучали в ее речи не единожды. Она вспоминала о том, как в 1941 году, будучи студенткой, впервые побывала в ГМНЗИ, и о том, сколь невероятное впечатление произвела на нее та коллекция. В связи с этим не исключено, что тема восстановления Музея нового западного искусства продиктована персональной ностальгией как минимум не в меньшей мере, чем рациональными соображениями сегодняшнего дня. Хотя, говоря о перспективах нового музея,
Антонова намекала не столько на консервацию прежней коллекции, сколько на развитие этой институции в качестве музея современного искусства – с привлечением работ множества художников ХХ века, в том числе отечественных.
Таким образом развернувшаяся межмузейная полемика неожиданно вторгается еще и на территорию споров о судьбах потенциальных музеев современного искусства в Москве. Впрочем, похоже, что Ирина Антонова не слишком обращает внимание на коллизии в «параллельной реальности» contemporary art.
«Не знаю, какое будет принято решение. Если проект не получит поддержки, я отнесу это на счет нынешнего состояния нашего общества.
Я и не рассчитываю, что прямо завтра произойдет что-то существенное. Может быть, мое предложение дойдет уже до следующих поколений», — эта фраза директора ГМИИ наводит на мысль, что она сама вовсе не уверена в быстром практическом успехе своей инициативы. Пожалуй, мы имеем дело с неким «музейным заветом», продекларированным намерением, которое бы отвечало представлениям Антоновой об исторической справедливости. Разделяются ли эти представления другими участниками музейного сообщества, сказать трудно: главы других российских арт-институций предпочли от комментариев воздержаться (правда, совершенно понятно, что никто из них внутренне безучастным к этой ситуации не остался).
Культурная власть тоже пока реагирует на новые инициативы с Волхонки сдержанно. «К нам должно поступить официально поручение от президента, — рассказали «Газете.Ru» в Министерстве культуры РФ, — которое затем будет рассматриваться на экспертном совете. Затем рекомендации совета будут переданы для исполнения в конкретный департамент конкретному чиновнику». В данном случае имеется в виду Департамент культурного наследия, который возглавляет Наталья Самойленко. Как стало известно «Газете.Ru», соответствующий документ должен поступить в Минкульт до конца праздников. В ведомстве подчеркнули, что позиция экспертного совета при рассмотрении вопроса о воссоздании ГМНЗИ будет ключевой.
