Цивилизация
В массовой литературе сегодня процветает жанр комического детектива. Почему бы не существовать жанру оперной комической эротики? Во всяком случае, именно такой продукт представил Джоаккино Россини, когда в 1828 году в Париже выпустил в свет своего «Графа Ори». Конечно, приличий ради таких слов никто не употреблял, и опус назвали просто «веселой мелодрамой». На премьеру шли, чтобы снова окунуться в упоительность россиниевского гения, и композитор не обманул ожиданий: многие музыкальные фрагменты повторяются по два раза. Но фривольный сюжет, предоставленный комедиографом Скрибом, говорит сам за себя, даром что действие происходит в апогее Средневековья, в эпоху крестовых походов. Арии, дуэты и ансамбли развертываются в потрескивающей электричеством атмосфере. И в музыке с первых тактов увертюры торжествует лукавая многозначительность: звуки как бы недоговаривают, одновременно говоря слишком откровенно.
Французская провинция Турень обезлюдела: мужчины ушли сражаться на Восток.
Вот и брат красивой графини Формутье тоже удалился, и девица со свитой приживалок предоставлены самим себе. В уральской постановке женское одиночество передается с откровенной иронией: субтильные и одетые в белое обитательницы замка меланхолически пилят дрова. Ситуацией воспользовался ловелас граф Ори: чего только он не придумывает, чтобы забраться в постель к графине! Сперва переодевается в благочестивого отшельника: дева, бессознательно тоскующая от непорочности, непременно посетит старца, а он уж как-нибудь отвратит ее от обета безбрачия. В нашем спектакле у наглого героя есть деревянный нимб (он же крышка от висящей на спине корзины). От вида этого душки деревенские кумушки то и дело падают в сладкий обморок. А лечит святоша традиционно — наложением рук. Но надо видеть, куда именно он их накладывает.
А тут еще Изолье, паж графа, сам влюблен в графиню и активно строит помехи хозяину. Да и женская свита готова в буквальном смысле с оружием в руках (защитников-то нет!) оборонять девственность хозяйки: приживалки вскидывают луки со стрелами и грозят алебардами в пространство. Переодевание тем временем раскрыто, но дамский угодник не унимается: остались всего сутки до возвращения крестоносцев, и надо успеть. После виртуозного септета в конце первого действия, сперва а капелла, потом под музыку, (обманутый народ и скандализованные девицы причитают «О, ужас, о, горе!»), герой решается на второе переодевание, более рискованное. Над замком гремит гроза (роскошно сымитированная в партитуре), в обветшавшем без мужчин здании протекает крыша, и приходится подставлять тазики под капель, но истомленная графиня чувствует: скоро конец унылому существованию. В замок вваливаются путешествующие монахини, на самом деле – граф Ори с приятелями, но «паломницы» не могут сдержать грубую мужскую натуру, отчего бурно пьянствуют.
Россини постарался и написал тонну «бессвязных» выкриков вкупе с лицемерными молитвами.
Решающая мизансцена полна пикантных подробностей: прокравшийся в спальню девы граф ничего не видит (ночь же!) и хватает то ее, то вездесущего пажа, который пробрался в замок с той же далеко идущей целью. Девица, одолеваемая двумя поклонниками сразу, не находит, что возразить. Вдруг прибывают ожидаемые воины, и невезучий граф удирает по подземному ходу, оставив напрасно распаленную девственницу и отголоски чудесного оперного «трио в потемках». А хор поет, что все войны завершаются благодаря желанию мужчин возвращаться домой.
Сценограф спектакля Алексей Кондратьев построил нечто конструктивистское и одновременно намекающее на средневековье: ребристые заборы, асимметричные прорези, угловатые крыши, все — смесь дерева и металла. Костюмы Ирэны Белоусовой, отдающие скорее шестнадцатым, чем тринадцатым веком, главную задачу решают – напоминают о старине вообще. Режиссер Игорь Ушаков не боится сгущать и без того плавающее в воздухе эротическое напряжение, но за грань оперной уместности не выходит. Он толково поработал с артистами: всем, от главных солистов до последней крестьянки в массовке, поставлен индивидуальный пластический рисунок.
Самое забавное в спектакле — цвет растительности на лицах и головах персонажей.
Полыхает громадная рыжая борода и торчащие в стороны рыжие усы у псевдостарца, горят ярким пламенем морковного цвета макушки у девиц в замке, где сброшены постылые стародевические чепцы. Такой вот наглядный театральный знак сексуальной озабоченности, неважно, осознанной или нет. Графиня (Ирина Боженко гуляла по трудным россиниевским колоратурам как по ухоженной дорожке) в дуэте с «отшельником» нервно теребит притягательную бороду. А обладатель бороды (Дмитрий Трунов) в этот момент поет нарочито елейным манером. Трунову было трудно: партия графа Ори слишком высока для его голоса, и верхние ноты пришлось брать буквально штурмом. Зато паж Изолье (Надежда Бабинцева), существо себе на уме, поет без особых усилий, только немного «жирно» для легкого Россини.
Дирижер Павел Клиничев с композитором тоже на дружеской ноге, как и отменно отрепетированные хоры: они внесли весомый вклад в постановку, обладающую вполне европейским качеством. Екатеринбургский спектакль и с формальной точки зрения, будем надеяться, в Москву путешествовал не зря. Учитывая блеклость оперной продукции, привезенной на «Маску» Мариинским театром, и спорность «Руслана и Людмилы» Дмитрия Чернякова, с которой в фестивале участвует Большой, уральского «Графа» можно считать одним из главных претендентов на победу.
