Цивилизация
Выставочный зал Манеж ударился в воспоминания: вслед за выставкой «История советского дизайна», о которой уже писала «Газета.Ru», открывается юбилейная экспозиция «Те же в Манеже». Ровно 50 лет назад, в начале декабря 1962 года, Никита Сергеевич Хрущев посетил Манеж и в прямом смысле слова разогнал выставки «абстракцистов и педерасов». С этого события принято отсчитывать историю неофициального искусства Москвы.
Часть историков искусства полагают, что реакция Хрущева, описанная даже в школьных учебниках истории, была запланирована некоторыми членами Политбюро и руководством Академии художеств РСФСР, которое было недовольно чересчур активной молодежью. Энергичная «Группа девяти», в которую, среди прочих, входили классики «сурового стиля», а тогда совсем молодые П. Никонов, Н. Андронов, А Пологова, отделившийся позже М. Вейсберг и др., претендовала на перемены в Московском союзе художников. В 1961 году, кстати, выставка «Девятки» решением парткома МОСХ была закрыта для публичного посещения. И именно «суровые» художники наряду с абстракционистами подвергались жесткой критике.
«Предельно жалкие, плоские подобия людей, безликие, угрюмые, схематизированно очерченные, в нарочито условной среде», — так писала критика в начале 1960-х о «Геологах» Павла Никонова.
Этих «Геологов», которые стали иконой сурового стиля, после разгромленной выставки ХХХ-летия МОСХ в Манеже молодой художник чуть было не уничтожил, картину удалось спасти благодаря случайности.
На самом деле в те дни 50 лет назад в Манеже работали две выставки — юбилейная «30 лет МОСХу», ради которой ряд художников на волне оттепельных свобод достали с антресолей старые работы 1920—1930 годов, и выставка студии «Новая реальность» под управлением Элия Белютина.
В памяти обе экспозиции слились в одну: экзальтированный Хрущев перетянул на себя одеяло.
И нынешняя юбилейная выставка в Манеже отдает дань в большей степени истерике генсека, чем белютинцам, «суровым» и абстракционистам.
Абстракции, собственно, на Манежной выставке как таковой не было.
Впервые советские художники увидали живых абстракционистов всего за пять лет до того, на фестивале молодежи и студентов 1957 года. Это оказало колоссальное влияние на умы: после фестивальной американской выставки свои первые абстракции сделали Лидия Мастеркова и Владимир Немухин, перестал рисовать этюды Оскар Рабин. На это обратили внимание и власти: в 1960 году появился знаменитый фельетон Романа Карпеля «Жрецы помойки № 8» о художественных происках Лианозовской группы. «Абстракция» в глазах Хрущева смешалась с «антисоветским».
На «Тех же в Манеже» среди 13 уцелевших картин белютинцев (Веры Преображенской, Майи Филипповой, Инны Шмелёвой, Бориса Жутовского, Леонида Мечникова), слайдов с несохранившимися работами, документов (например, рукописный список художников для прохода на открытие) очень трудно найти что-то антисоветское. Но вот дань памяти Хрущеву она отдает:
карандашом обведен кружок на картине «Карьер» Леонида Мечникова: в это место, по преданию, попал хрущевский плевок.
В павильоне выставки звучит фонограмма выступления Хрущева: слышны и «педерасы», и «абстракцисты», и выговор Эрнсту Неизвестному за нецелевое использование водопроводных кранов — он переливал их в скульптуры... Никто из них тогда не мог думать, что Неизвестный с Борисом Жутовским, также участником белютинской выставки, после отставки Хрущевым будут прощены, подружатся с ним, а после кончины сделают надгробие.
Ну а после Манежа-1961 начались памятные «встречи с интеллигенцией», а в буквальном смысле оплеванное советское «дегенеративное искусство» стало уходить в подполье. В течение полувека искусство нонконформизма сложно было рассматривать вне политических коннотаций. Хотя уже в 1970-х это вызывало известное раздражение. В небольшой книге Людмилы Бехтеревой о неофициальном искусстве, изданной парижским издательством «А—Я» в 1979 году, автор пишет об образовавшемся в результате арт-подполье так: «Социально-политический, антиценностной критерий... обеспечил ему, с одной стороны, адептов, с другой — хулителей, но равно не расположенных к его внимательному изучению».
И, если постараться рассматривать 13 картин, которые спустя полвека вернулись в Манеж, забыв об истории гонений и интриг в Союзе художников, искренне удивляешься упрямой вере в то, что истерика главы государства смогла породить направление в искусстве. Так что неизвестно, юбилей чего именно важнее для истории искусства — начала очередных гонений на творческие эксперименты или впервые публично произнесенное главой государства слово «педерасы».
