Цивилизация
Москва уже вторую неделю живет без главного архитектора, после того как 12 июля подал в отставку занимавший этот пост 16 лет Александр Кузьмин, а всего через неделю — и Олег Рыбин, заместитель Кузмина, назначенный исполнять его обязанности. Архитектор Олег Шапиро рассказал «Газете.Ru» о том, какие вызовы и задачи стоят перед тем, кто займет эту должность, о том, какой должна быть «новая Москва» и какой она точно не будет.
— Скажите, почему хлебная должность главного архитектора города стала настолько непопулярной, что с нее все бегут — сначала Александр Кузьмин, а затем и назначенный исполняющим обязанности его зам?
— Я не возьмусь судить об аппаратной ситуации. Мне кажется, дело в другом: авторитет этой должности в целом в России стремительно падает. Главный архитектор города по факту превращается в своего рода заместителя директора департамента по строительству, хотя между ними в мэриях должны быть партнерские, а не подчиненные отношения. В случае с Москвой, мне кажется, в последние полтора года никаких инициатив от главного архитектора не исходило: ему чаще приходилось отвечать на наши (архитектурного сообщества) инициативы, чем самому что-то предлагать. А что касается и. о. — он, наверное, понимал, что в его случае это была очень временная история и в течение этого короткого времени он должен нести нешуточную ответственность.
— А какие вызовы стоят перед человеком на такой должности? Какие задачи надо решать немедленно?
— Переформулирую вопрос: какие из них надо немедленно начать решать. Потому что любые стратегические задачи в городе не решаются одним ударным вмешательством, их надо решать системно и поэтапно. Москва — гигантское образование, которое (в том числе и в смысле архитектуры) управляется из разных центров. Главный архитектор должен быть такой синтетической фигурой, которая, с одной стороны, умела бы работать с мастер-планом или генпланом развития города (за рубежом это, как правило, даже другая профессия — урбанист), а с другой — разрабатывала бы регламенты застройки города, следила за их соблюдением: что строится, кто строит, как будет выглядеть по отдельности и в целом, соответствует ли законам. У человека на этой должности в Москве есть довольно большой аппарат: с одной стороны — Моспроект, который работает с объемами, с другой — НИИ Генплана, который занимается стратегическим развитием. Важно настроить эти инструменты правильно и современно, и это нелегкая задача.
— Когда Кузьмин подал в отставку, в архитектурном сообществе звучали предложения структурно разделить архитектуру и урбанистику и назначить на эти должности соответственно архитектора и специалиста по развитию инфраструктуры.
— Ну тогда эти два человека должны быть сиамскими близнецами! Такое разделение де-факто уже происходит: все меньше архитекторов занимается урбанистикой, все больше в этом поле работает чистых урбанистов. Однако главным из них все равно должен быть архитектор, человек с гуманитарным образованием, который видит город как некое единство, некий образ. Посади в это кресло транспортника — он будет воспринимать город как поле для прокладки желдорпутей. За урбанистику должны отвечать специализированные подразделения. Они и есть — те же Моспроект и НИИ Генплана. Другое дело, как они работают.
— Ну хорошо, а если говорить о конкретных задачах?
— Перед Москвой остро стоит проблема планировочного развития, проблема развития транспортной системы, которая должна быть изменена: все сопоставимые по масштабу мировые столицы уже начали ее проводить. Затем проблема соблюдения регламентов, о которой я говорил выше. А также проблема гибкости этих регламентов.
— Поясните.
— Поясню на примере кластера «Красного Октября». Есть наличная ситуация: центр города является абсолютным центром занятости, весь ежедневный миграционный поток идет утром туда, вечером оттуда. С этим надо бороться, думает городская власть. Как? Распределять функции, выносить занятость из центра. А у нас на «Красном Октябре» креативный кластер. Там происходит что? Работа. Архитекторы, дизайнеры, урбанисты там работают! А по регламенту должно быть жилье, не так ли? Так давайте отдадим территорию под жилую застройку! Но ведь это приведет к ликвидации культурного кластера, где люди работают, занимаются творчеством и проводят досуг.
Этот пример нам показывает, насколько важно учитывать уже сложившуюся ситуацию: важно смотреть и на историю места, и на его современную ситуацию — и осуществлять в каждом конкретном случае тонкую настройку, заниматься, объяснять. И это тоже должен делать главный архитектор.
С другой стороны, этот человек должен быть носителем каких-то ценностей и защитником культурного наследия, например не давать разрушать «Детский мир», потому что это памятник архитектуры. Не подписывать план реконструкции, пока из него не будут убраны факторы угрозы памятнику.
— «Красный октябрь» — это развитая территория, которой хотят поменять профиль. А какие территории надо развивать в городе?
— Прежде всего, бывшие заводские. АЗЛК остановился, кажется, в 1998 году? Там некоторые цеха просто обваливаются. ЗИЛ — гигантская территория, которая заводу в его нынешнем виде совершенно не нужна: она простаивает, там царит развал. Завод «Серп и Молот» — та же история. Далее, огромные площади железных дорог, из-за которых увеличивается нагрузка на радиальные магистрали: нельзя проехать из одной части в города в другую иначе как через мост или тоннель. В американских городах и рельсы, и станции убирают под землю. Например, нужно убирать из города сортировочные станции: они создают транспортную нагрузку на тех магистралях, на которых они находятся.
То есть нужно решать проблемы существующей среды. У нас же вместо этого «новая Москва», присоединением которой пытаются разрубить все узлы. У древних славян было подсечно-огневое земледелие: вырубили лес, засеяли поля, поля перестали плодоносить — вырубили еще. Тут нечто похожее: Москве нужно расширяться — нужно это оформлять, но то, что делается сейчас, не имеет никакого отношения к решению этих вопросов.
— К вопросу о «новой Москве»...
— Прежде чем мы начнем о ней говорить, одно предуведомление: нужно иметь в виду, что у нас (и в Москве, где градостроительная политика полностью провалена, и в стране в целом) градостроительства как такового последние десятки лет просто не было. Нет ни примеров нового градостроительства, ни действующих кадров, занимающихся придумыванием новых городов. Когда-то мы были страной, которая строила много новых городов — Магнитогорск, Тольятти, Набережные Челны, но затем процесс полностью встал. Есть Юрий Бочаров, который делал Тольятти, — ему 80 лет, он консультирует и читает лекции. Но школа умерла. Есть и положительный момент в этом: к «новой Москве», наконец, привлекли множество современных специалистов, а значит, будет у кого перенимать современный опыт.
— А не стоит ли назначить (по образцу правительственной «Госкорпорации развития Дальнего Востока и Сибири»), ввести должность отдельного человека, который занимался бы развитием «новой Москвы»? Ведь совершенно разные будут задачи на старых и на новых территориях.
— Тут вот что важно понимать: как мы уже говорили выше, «новая Москва» призвана решить вопросы старой, но не решает их. Зато может создать новые. Допустим, мы перенесем туда какие-то места приложения труда — мы же не можем насильно перевезти работающих там и оставить там жить? Ведь новый город нескоро станет обжитым: на это всегда уходят десятилетия. Главное достоинство большого города — это плотность его структуры и функций, а это достигается временем — и ничем иным. А на новых территориях этой плотности не будет, значит будет большая миграция туда и обратно.
К тому же «новая Москва» сама пока не понимает, о чем она. Если основная задача — сделать там резервацию для чиновников, то на этот счет есть прекрасный пример — Бразилиа, административная страница Бразилии. Бразилиа — архитектурное произведение, в котором никто не хочет жить: чиновники оттуда уезжают по истечении полномочий; счастливым там никто не стал.
Если стоит задача сделать отдельный город, тогда его надо и развивать как нормальный город, граничащий с Москвой: есть примеры в виде вполне самостоятельных Дзержинска или Химок. Если задача — сделать ее частью Москвы, то надо увязывать в единый организм. Мы слышим какие-то идеи на этот счет? Нет.
— А что власти предлагают делать архитекторам по «новой Москве»?
— Предлагают примерно следующее. По образцу работы над Большим Парижем у нас собрали десять групп. Но при этом сказали: давайте, расскажите, как нам развивать вот эти территории вот в этом направлении вот с такими функциями. То есть поставили в заранее очерченные рамки. В то время как архитекторы могли предложить нечто гораздо более стратегическое — изменить назначение территории, например. Когда во Франции шло обсуждение Большого Парижа, один из проектов предусматривал его распространение чуть ли не до морского побережья — не как города, конечно, а как зоны влияния.
У нас настолько революционные проекты отсечены заранее. Почему бы не устроить конкурс на стратегию развития «новой Москвы» в два тура, и пусть один, не знаю, предлагает ее делать огромной зоной влияния, до Нижнего Новгорода, а другой работает только с пустующими территориями — жюри разберется.
А у нас что происходит? Куда развивают Москву? На юго-запад. Почему туда? Непонятно. И не обсуждается: так решило начальство — по разным причинам, не исключая, видимо, и лоббистских.
Если власть оставляет право решения за собой, то пусть оно будет хотя бы подготовлено с профессиональной точки зрения.
— А какими установками власть руководствуется сейчас в отношении новых территорий?
— По-моему, святой верой, что жизнью людей можно руководить по плану, как во времена Госплана. А вы знаете, что в советское время ни один генплан Москвы никогда не осуществлялся более чем на 10%, а заменялся новым, который тоже не выполнялся?
Ну и полное отсутствие понимания того, что жизнь человека — ценность, что она сложнее, чем мы думаем, что город — структура саморегулируемая и что можно лишь направлять и корректировать ее, но никак не противоречить.
