В Россию приезжает Регина Спектор, главная сенсация американской поп-музыки последнего десятилетия: в начале 2000-х она записывала кустарные альбомы и собственноручно продавала их после концертов, а к концу десятилетия превратилась в завсегдатая американского топ-10. Несколько месяцев назад у Регины вышел новый диск «What We Saw From the Cheap Seats», и её российские гастроли проходят в его поддержку. Однако намного важнее то, что Спектор впервые за много лет возвращается на родину: в детстве певица жила в московском районе Выхино, а о России не раз вспоминает в своих композициях: то вставит в песню строчки из пастернаковского «Февраля», то запишет кавер-версию «Молитвы» Окуджавы. В преддверии концертов Регины в Санкт-Петербурге (14 июля в ЦПКиО им. Кирова) и Москве (15 июля в «Крокус Сити Холле») певица рассказала «Газете.Ru» о роли друзей и родителей в ее карьере, планах записать русскоязычный альбом и жизненной разнице между Брайтоном и Бронксом.
— Регина, скажите, вы ведь здесь так ни разу и не были с тех пор, как эмигрировали, верно?
— Верно. Это будет мой первый раз за 23 года.
— А чего вы ждёте от Москвы? Что нахлынут воспоминания детства или, наоборот, что её теперь не узнать?
— Знаете, я долго об этом думала. Одно время мне даже боязно было ехать, потому что казалось: вот, я сейчас приеду, увижу абсолютно другой город, и все детские воспоминания сотрутся. Но потом я поняла, что лучше не буду себя заранее накручивать. Просто приеду, дам концерт, погуляю по городу, встречусь со старыми знакомыми, а потом уже в Нью-Йорке разберусь со своими эмоциями — что изменилось, что осталось как прежде…
— Для человека, который 23 года не был в России, вы здорово говорите по-русски.
— А мы в семье только на нём и говорили. Более того, я вам расскажу, стоило мне перейти на английский машинально, как родители меня одёргивали — мол, говори по-русски! Боялись, что я забуду родную речь. И плюс, конечно, русская литература: у нас дома было очень много русских книг — Пушкин, Булгаков, Ильф и Петров. Я выросла на всём на этом и на песнях тоже — Высоцкий, Окуджава, Визбор, Никитины, Галич. А поскольку много наших друзей тоже переехало в Америку, то на всех днях рождениях и праздниках так или иначе звучала русская речь. Это, конечно, была не полностью русская атмосфера, но с очень большим влиянием России.
— И муж (Джек Дишел, гитарист группы Moldy Peaches. — «Газета.Ru») у вас тоже из России, верно? Вы и с ним говорите по-русски?
— С ним — то так, то сяк. Просто я-то девять лет в Москве прожила, а он уехал совсем маленьким ребёнком, так что ему трудно всё время только по-русски говорить. Но мы стараемся!
— С некоторых пор вы и поёте на русском, правда, немного: я с ходу вспоминаю, только отрывок из Пастернака в «Apres Moi» и две песни Окуджавы. А как насчёт полноценного русскоязычного альбома?
— С удовольствием бы его записала. Но для этого мне нужно понимать, что я могу сказать на русском что-то своё, оригинальное. А пока оригинальное, если честно, получается только на английском. Но, как только найду на русском свой собственный голос, свою собственную интонацию, сразу же вернусь к идее русскоязычного альбома. Нужно просто подождать.
— Ваши концерты сейчас по всему миру собирают крупные залы. А в начале пути кто в основном ходил вас слушать — такие же русские эмигранты или нет?
— Конечно, сначала это были русские эмигранты, причём не просто какие-то там эмигранты, а наши друзья. Всё всегда начинается с друзей. Но постепенно публика становилась всё более и более пёстрой. Дело в том, что это на Брайтоне всегда была настоящая русская колония. А мы жили в Бронксе, здесь такого не было: круг общения был более интернациональным.
— Тем не менее тема России у вас так или иначе фигурирует и в англоязычных записях. Ваш первый альбом назывался «Soviet Kitsch», и обложка названию полностью соответствовала...
— С «Soviet Kitsch» дело было в том, что, когда я приехала в Америку, воспоминания о «холодной войне», о закрытости Советского Союза были ещё очень свежи. И если образованные люди во всём мире хорошо понимают вред стереотипов, то с обычными людьми всё сложнее: как у русских есть устоявшиеся представления об американцах, так и американцы, узнав, что я из России, сразу начинали глупо шутить про коммунизм, водку и всё такое. Абсолютно несмешно и неумно — но что ж тут поделаешь. В какой-то момент меня это достало, и я решила: хотите стереотипов — получайте!
— «Soviet Kitsch» был ещё «самопальным» альбомом, а дальше с вами заключил контракт крупный лейбл, и с тех пор вы работаете с крупнейшими продюсерами — Джекнайфом Ли, Джеффом Линном, Майком Элизондо. Зачем они вам, вы же и сами, как показывали ранние записи, многое умеете?
— Вы знаете, мне всегда было интересно делать что-то своё. Но потом я поняла, что, если ты всё замыкаешь на себе, ты лишаешь себя возможности научиться у кого-то чему-то новому. Ведь даже «Битлз», например, они могли всё делать сами всегда, и отдельно, и вместе, но у них всегда был Джордж Мартин. Вот и мне тоже захотелось поработать с кем-то талантливым, хорошим и интересным. Я это делаю не потому, что не справилась бы сама, а потому, что очень люблю сам процесс объединения усилий с другим человеком. Особенно если этот человек талантливый, хороший и интересный.