Цивилизация
В 2009 году вышел роман Михаила Гиголашвили «Чёртово колесо» о криминальном Тбилиси конца 80-х — и неожиданно превратил немолодого уже писателя с немаленьким списком публикаций в новую надежду российской прозы. «Захват Московии» — «Чёртово колесо» двадцать лет спустя, продолжение о Москве 2009 года, которое он лучше бы не писал.
Действие нового романа происходит в том самом 2009 году. Гиголашвили уехал в 1991 году из России в Германию, вел семинар для студентов-славистов, писал книги (самая известная из которых, роман 2003 года «Толмач», заметна прежде всего тем, что за два года до «Венерина волоса» Шишкина героем ее стал официальный переводчик при западных эмиграционных службах). Но пока не вышло «Чёртово колесо», смешной «Груз 200» о тбилисских 1980-х:
весёлые приключения чемодана героина в одном отдельно взятом СССР, где все, от крестьян до журналистов, повязаны шприцом, стволом и сетями, раскинутыми продажной милицией.
Секрет «Колеса» очевидно был в соединении советского гротеска с советской же полнейшей чернухой — сочетание, довольно характерное для нового грузинского кино, где Тбилиси часто состоит из таких же те же проституток и наркоманов. Роман рванул: им зачитывались, его взахлеб, как сговорившись, хвалили критики, правые и левые. И как один верили, что этот веселый ад не только вполне исчерпывающе описывает то, как мы жили в перестройку, но и воспроизводит наши представления о Грузии сегодняшней.
В «Захвате Московии» автор попытался повторить то же самое: соединить сатиру с криминальным романом. Только на этот раз приём не работает. Может быть, потому, что здесь нет ничего, кроме приёма.
«Захват Московии» — это в некотором роде сиквел «Чертова колеса», несмотря на несовпадения времени, места и героя. Немецкий студент Манфред (себя он зовет Фредей) приезжает в Россию совершенствоваться в русском языке. Свои наблюдения над ним он описывает в дневнике, подобострастно обращая его к своему профессору. Вот цитата, длинная, но в тему: «Как вы нам говорили на семинаре по сакральным словам, в Германии есть пять-шесть стандартных ругательств — и всё, а в России брань — это россыпи слов, роскошь фантазии, брань носит не формально-словесный, как в Европе, а эмоционально окрашенный, душевный, даже духовный характер, хотя иногда понять, что именно имел в виду носитель языка с механико-технической точки зрения, очень сложно».
Цепляния Фреди к словам (таксист рассказывает ему про народ-богоносец, студент переспрашивает «ногобосец?»), назойливо неловкий русский («спохваченно всполошился», «чистый пень-пенской», «лохерлуз», «это все привело меня в переполох») и постоянное «шел-пошел», «звал-позвал» («я часто употребляю обе формы глагола, потому что не знаю, какая будет правильной») должны вроде как открыть нам богатство русского языка, на деле же они ужасно раздражают.
Помимо того, что студент очевидно зануда, он еще и немножко дурак. За внос в сто долларов он вступает в группировку граммар-наци, выпивает с ветеранами в парке и, развесив уши, слушает разглагольствования таксистов и попутчиков в поезде.
Таким наивным иностранцам оказывается самая короткая дорога в милицию, и вот к середине романа Фредя уже на нарах, а полковником в участке — сюрприз! — Гурам Ильич Майсурадзе из «Чертова колеса». Правда, в «Чертовом колесе» Гурам Ильич был еще только майором, и именно он весь роман убедительно вещал про счастливое ментовское будущее: «Скоро, ребята, уляжется пена, и мы будем и полиция, и мафия. Так лучше для всех. И в первую очередь для людей. Не два раза платить придется — мафии и нам, — а только нам. Но в двойном размере».
И вот будущее наступило, полковник Майсурадзе ест хашламу и ткемали и мечтает о счете в швейцарском банке и домике в Альпах, а дурачок Фредя только записывает за ним: «Ах, чего можно ждать от людей, которым сто лет вколачивали в голову, что бога нет, а раз нет — всё позволено, не помню, кто-то сказал».
На заднем плане — вереница второстепенных персонажей: играющие в шахматы ветераны на Миуссах, проститутки в Александровском саду, нацисты, гоняющие узбеков, бомжи, собирающие пивные бутылки. И бонус: длиннющие вставки из «Записок о Московии» Генриха Штадена, немца-авантюриста, якобы служившего опричником у Ивана Грозного, — по роману он приходится дальним родственником герою-студенту.
Но Фредя, в отличие от своего предка Штадена, рохля, наблюдатель, чьи похождения в Московии даже близко не напоминают заявленный в заглавии захват. Но и Московия саму себя здесь не вполне напоминает.
Новые времена не отличаются от старых: Гиголашвили как будто описывает тот же самый рубеж 1990-х, только с подчищенной датой. Та же гостиница «Центральная» с 300 долларами за номер, те же проститутки в фойе и ветераны в парке. Из нового — только комические граммар-наци, но и те как будто списаны с нелепых неформалов 80-х. Сюжет здесь двигается разговорами, разговоры, как водится, — водкой. Всякий рад поразглагольствовать о судьбах родины, народе-богоносце, о том, как все было и стало. Такой роман о России легко написать вне России, по воспоминаниям и студенческим штудиям Достоевского. Но реальным, живым опять оказывается только всеобъемлющий Майсурадзе. Это он захватил Московию и, судя по планам, пойдет и дальше, пока все остальные так и останутся барахтаться.
