Цивилизация
Восьмой год нового тысячелетия, август месяц. Легкомысленная московская молодая мама Ксения (Светлана Иванова) с тяжелым сердцем отправляет восьмилетнего сына к отцу Зауру (Егор Бероев), с которым состоит в разводе. Тот долго умолял ее, и она, наконец, сдалась. Да и новый ухажер, инвестиционный банкир с голубыми глазами (Александр Олешко), зовет в Сочи. Заур — военнослужащий-миротворец, живет на границе Южной Осетии и Грузии, так что мама не зря отпускает сына с тяжелым сердцем, потому что всего через пару дней в регионе, где уже двадцать лет постреливают, начинается война. Ксения немедленно бросает своего ухажера и вылетает во Владикавказ, чтобы любыми путями добраться до сына и вывезти его из пекла. Ее дорога и будет магистральной линией сюжета, а боковым ответвлениями станут совещания в Кремле у президента (Владимир Вдовиченков) и полные свиста пуль и бабаханья приключения российских миротворцев, помогающих Ксении добраться до сына, а себе — дойти до Гори.
Зрителю этого фильма приходится испытать на себе всю гамму эмоций, но не столько в связи с происходящим на экране, сколько в связи с качеством того, что показывют.
Для начала у него сводит скулы от дикой фальши во вступительных сценах, где словно взятые из учебников по сценарному делу персонажи (бабушка, мама и мамин новый ухажер) исходят столичной спесью, а пасторальные папа и его старенькие родители, заполучившие ребенка в то страшное лето, радуются скачущему по травке внуку. Затем зрителю предлагается выжимающая нешуточную слезу сцена обстрела Цхинвали и его окрестностей, почти целиком представленная в спецэффектах, после чего следует длинный, в полкартины, фильм внутри фильма — увлекательная история о продвижении через цхинвальские кварталы разведгруппы спецназа, дом за домом, сарай за сараем.
Взяв командира за ремень, в группе спецназа пробирается и Ксения.
Затем следует последняя часть — история об обратной дороге Ксении и ее сына из села, оказавшегося за линией фронта. Здесь зрителю точно и прицельно бьют по нервам, если, конечно, после непрерывного множества предшествующих сцен они у него еще остались.
Долгожданный хеппи-энд сменяется титрами, звучит песня группы «Любэ».
«Август. Восьмого», фильм режиссера Джаника Файзиева («Турецкий гамбит»), должен был стать ответом на скверные «Пять дней в августе» Ренни Харлина, который был если не первой, то уж точно самой масштабной копродукцией грузинских кинематографистов и Голливуда и породил множество пересудов еще на стадии создания. В Грузии долгое время не утихал скандал по поводу того, что на пропагандистское кино не самая богатая на свете страна выдала денег больше, чем на любой другой грузинский фильм.
Примерно та же история приключилась и с отечественной картиной: половину из потраченных $16 млн (больше, чем на любой другой фильм в ушедшем году) выдал государственный Фонд кино, признавший ленту Файзиева «социально-значимым проектом». Это обстоятельство породило неоднозначное отношение к «Августу» в киносреде. Победивший в Венеции «Фауст» Сокурова обошелся российскому бюджету куда дешевле, равно как и трехлетней давности «Олимпиус инферно» Игоря Волошина, первый российский фильм на тему российско-грузинского конфликта: его, видимо, сочли недостаточно мощным зарядом в пропагандистской войне, развязанной после войны реальной. Проекту помогали всем государственным миром: Министерство обороны РФ выделило съемочной группе бронеавтомобили и военную технику, а также полторы тысячи солдат для массовых сцен; ход самих съемок, по данным «Газеты.Ru», контролировался администрацией президента.
Все это заставило фильм сесть враскоряку: после выделенных авансов он просто обязан был нести ядерный пропагандистский заряд, в то время как режиссер Файзиев явно собирался снимать военный экшн — а пришлось делать и то и другое.
Особенно сильно этот контраст становится виден именно в части, где разведрота под командованием офицера Лехи (Максим Матвеев) с боями движется через город: ее зрелищность, подробность и точность в деталях выдают истинные жанровые пристрастия режиссера. Похоже, и работали над этой частью тщательнее всего: Матвеев провел полтора месяца на базе внутренних войск МВД, обучаясь офицерским повадкам; консультантом фильма выступал прототип героя — офицер Алексей Ухватов, а вся история славного похода соединения была воссоздана на основе долгих интервью с героическим командиром, которые записала группа Файзиева. Однако стоит этой части закончиться, как всего через пятнадцать экранных минут героиня будет искать сына в очевидно искусственном дыму посреди неестественно разожженных бутафорами языков пламени.
Противник российской армии в «Августе. Восьмого» обезличен: упакованные в натовскую форму солдаты грузинской армии напоминают инопланетян, их военная техника как будто движется сама.
В заключительной части фильма авторы вдруг решают, что их кино не о славе русского оружия и не о силе русской женщины, а о том, что война ужасна для всех, — и посылают Ксении ровно одного (!) грузинского вояку, у которого под бронежилетом обнаруживается хоть немного сострадания ее беде. Кроме того, мельком показывается грузинская семья (одна штука), присевшая под окнами во время входа в город российских войск.
И вот именно здесь важно сказать об основном лейтмотиве фильма. Сын, которого спасает Ксения, всерьез сходит с ума по супергероям — настолько, что и мирную московскую жизнь воспринимает через призму их приключений, не говоря уже о переполненной бронированными чудищами жизни военной, свидетелем которой ему приходится стать.
Режиссер довольно часто показывает нам мир глазами Артема — и тогда за бронеавтомобилем, на котором он вместе с мамой удирает в сторону границы, гонится не грузинский БМД, а черный змей; сама же мама превращается в робота-супергероя, способного и увернуться, и дать бой.
В данном случае метафора оказалась крупнее своего создателя: как детское сознание Артема защищается от происходящего фэнтезийными представлениями, так и сам режиссер, замахнувшись на эпос, предъявляет кино о супергероях с гламурными взрывами, фотошопной красоты горными панорамами и разрисованными на компьютере погонями. В роботов-суперменов играют и бойцы спецназа, напоминающие своей выносливостью терминаторов. Обычным солдатам места в социально значимом фильме не нашлось, равно как и тошнотворным настоящим символам войны — разлетевшимся кишкам, госпиталям, переполненным молодыми солдатами, и нищенским пособиям, выплачиваемым им по инвалидности. Пожалуй, именно так — красиво и быстро — и выглядела эта война в глазах столичного придурка Егора, таки отправившегося в Сочи в одиночестве и наблюдавшего всю кампанию по гостиничному телевизору.
