Цивилизация
В наше время под «книгой художника» понимается столь широкий диапазон арт-объектов, что изначальный смысл термина не сразу и припомнишь. Пожалуй, это даже здорово: жанр эволюционирует, современные авторы наполняют его новыми формами и содержаниями. Держаться одних лишь хрестоматийных канонов было бы губительно. Но каноны эти действительно когда-то существовали, и в них присутствовал свой шарм, теперь уже подзабытый. А в России даже не подзабытый, а упущенный, ускользнувший от нескольких поколений.
Увы, приходится констатировать: классический формат «книги художника» был неведом нашей культуре десятки лет.
Эксперименты разного рода случались (вспомнить хотя бы футуристов), но в качестве мейнстрима этот феномен у нас так и не прижился — надо полагать, был сочтен «буржуазным излишеством». Приобщиться к нему теперь можно разве что задним числом, причем даже не посредством музейных фондов (в отечественных музеях подобных экспонатов крайне мало), а благодаря частным коллекциям. Едва ли не лучшая из них принадлежит Борису Фридману, страстному и многолетнему поклоннику жанра livre d'artiste. В нынешнем проекте компанию ему составил еще один собиратель, Георгий Генс. На пару они выложили перед публикой редкий по красоте и уникальности пасьянс.
Стоит напомнить, что первоначальная «книга художника» — феномен сугубо парижский, придуманный знаменитыми маршанами Амбруазом Волларом и Даниэлем-Анри Канвейлером. Больше ста лет назад их стараниями был сформирован тот самый канон, от которого редко потом отступали другие издатели.
Строго говоря, классическая livre d'artiste — это не книга, а альбом из несброшюрованных листов с печатной графикой того или иного автора.
Литературный текст, как правило, только повод для визуальных экзерсисов. Оформление становится доминантой: используются особые сорта бумаги, часто ручного отлива, разрабатываются оригинальные шрифты, конструируются изысканные футляры и т. п. Само собой, тиражи редко переваливают за сотню экземпляров. Соответственно, и цены отнюдь не демократические, особенно когда речь идет о раритетных изданиях и именитых художниках.
Таковые в коллекциях Фридмана и Генса представлены довольно обильно. Чтобы не распыляться и придать проекту некоторое подобие концепции, устроители сосредоточились на «испанском акценте», заодно сделав реверанс в сторону минувшего перекрестного года российской и испанской культур. Впрочем, при такой постановке вопроса парижский генезис жанра никуда не делся. Из шести представленных на выставке художников только Антони Тапиес (он, кстати, жив по сию пору, ему сейчас под девяносто) избежал длительного опыта работы во Франции.
Все остальные — Пабло Пикассо, Хуан Миро, Сальвадор Дали, Хуан Грис, Антони Клаве — в большой степени ощутили на себе парижское влияние, что вполне сказалось и на livre d'artiste в их исполнении.
Коли уж прозвучало имя Амбруаза Воллара как одного из основоположников жанра, то нельзя не упомянуть о его издательском проекте, посвященном повести Бальзака «Неведомый шедевр». Впрочем, вы уже поняли, что литературный источник в таких инициативах обычно играл подчиненную роль, так что Пабло Пикассо не столько иллюстрировал, сколько «визуализировал» книгу прославленного сочинителя. В еще большей степени это относится к проектам, реализованным под патронажем Ильи Зданевича — русского эмигранта, бывшего футуриста, публиковавшегося под псевдонимом Ильязд. Сборник сонетов «Афет» самого Ильязда и книгу стихов «Песнь мертвых» Пьера Реверди испанец трактовал весьма по-разному, но в обоих случаях темпераментно.
Отдельная история — совместная книга того же Реверди и Хуана Гриса. Она была задумана еще в 1915 году: поэт собирался написать два десятка стихотворений к картинам художника, создав своего рода каталог. Работа так и не была завершена из-за мировой войны, а в 1927 году Грис умер. Замысел удалось реализовать лишь через три десятка лет после того — уже в другом формате. Родился неожиданный для 1950-х отзвук из эпохи кубизма… Если наследие Гриса представлено в экспозиции относительно лаконично, то неуемному Сальвадору Дали отдано обширное пространство. Тут и «Алиса в Стране чудес» Льюиса Кэрролла, и «Фауст» Гете, и «Венера в мехах» Захер-Мазоха, и «Старик и море» Хемингуэя, и собственное сочинение «Десять рецептов бессмертия» — разумеется, все листы с картинками характерного свойства. Остается узнаваемой и манера Хуана Миро — тоже сюрреалиста, но совершенно другого. Ему тоже довелось поработать с Ильяздом, правда, лишь единожды. Результатом этого сотрудничества стал средневековый трактат, преподнесенный в духе классического модернизма… Кстати говоря, «русский след» в истории жанра не ограничен деятельностью Ильи Зданевича: известно немало «книг художника», авторами которых становились эмигранты из России, но эти образчики остались за рамками нынешнего проекта в силу его пиренейской тематики. Но совсем уж без отечественных коннотаций дело не обошлось:
одним из самых знаменитых проектов Антони Клаве стала литографированная «Пиковая дама», а Антони Тапиес совместно с Иосифом Бродским выпустил в 1993 году «Римские элегии».
Устроители выставки и сами признают, что полистный показ на стенах не слишком подходит для демонстрации «книги художника». Вообще-то, ее следует рассматривать на большом письменном столе, перебирая листы собственными руками. Но ведь понятно, что при всей любви к просвещенным зрителям коллекционеры не могут пожертвовать сохранностью редких экземпляров. Интерактивность возможна лишь в компьютерном формате: в холле Музея личных коллекций размещена медиазона, листать раритеты можно на мониторах. Но удовольствие при такой процедуре уже не то, конечно. Материальность и рукотворность «книги художника» — едва ли не главные ее козыри.
