Юноша с библейским именем Енох (Генри Хоппер) отчего-то не ходит в школу, а ходит на похороны незнакомых людей и дружит с призраком японского летчика-камикадзе (Рё Касэ). Девушка с красивым именем Аннабель (Миа Васиковска) также пропускает занятия, читает дома книги про птиц, называет себя натуралистом, восхищается эволюционной теорией и самым великим человеком в истории считает, соответственно, Чарльза Дарвина. Аннабель встречает Еноха на похоронах молодого пациента ракового корпуса. О том, что она сама не случайный гость больницы, зритель узнает довольно скоро. «За три месяца можно много чего успеть», — говорит ей новый знакомый и вызывается быть рядом до конца.
Певец последних дней и подросткового смятения Гас ван Сент снял фильм за гранью фола: полтора часа про прекрасную влюбленность перед лицом обещанной смерти. Формально он проделывает довольно сомнительный трюк: берет самый пошлый мелодраматический сюжет про умирающую возлюбленную, отводит обреченным всего три месяца на счастье и превращает их в старшеклассников.
Однако обвинять режиссера в эксплуатации образа умирающего ребенка было бы наивно:
ван Сент всегда предпочитал читать в сердцах по незамутненным юным лицам и сводит отрочество со смертью не в первый раз.
Хотя бы поэтому в «Не сдавайся» (уместнее было бы перевести оригинальное название «Restless» как «Неприкаянные», «Неугомонные» или как угодно еще в этом духе) можно заподозрить что-то иное, кроме банального желания разжалобить зрителя. Хотя и по этой части сделано многое. Умирающие киногероини — от Эли Макгроу в «Истории любви» до Вайноны Райдер в «Осени в Нью-Йорке» — часто вызывали самые сентиментальные чувства, но Миа Васиковска устанавливает какой-то совсем уж запредельный уровень кристаллизации образа.
Это не просто умирающая девочка, а воплощение всех добродетелей, какими только можно наделить героиню в ее положении:
она невероятно красива, умна, шутлива, принимает мир и участь с философским смирением, и у нее мальчишеская стрижка. Рядом с ней Генри Хоппер, который похож на отца Денниса в юности и одинаково хорошо выглядит в старомодных сюртуках, костюмах проклятых поэтов и «дарвиновском» халате.
Вместе они стараются успеть ухватить все, и в какой-то момент фильм даже превращается (хочется верить, что это ирония) в калейдоскоп «открыток» на тему счастья — воплощение расхожей формулы «каждый день, как последний» доведено до абсурда: мальчик и девочка в череде издевательски винтажных нарядов рассекают по полям на велосипедах, играют в бадминтон, отправляются в прогулку на каноэ.
Но стоит калейдоскопу остановиться, а камере вглядеться в эти эпизоды, и сквозь банальность пробивается редкое умение схватывать в любовании невинностью самые главные мелочи.
Первый поцелуй мимолетен, а пятнышко туши на щеке может застрять в памяти надолго.
Обведенные мелом силуэты тел на асфальте (случайная визуальная рифма к «Вечному сиянию чистого разума») — это красивости, а неуклюже падающий в ночном лесу ряженый — это то, отчего резонирует что-то внутри. Оператор «Джерри», «Слона» и «Последних дней» Харрис Савидес как никто умеет снимать эти игры так, что солнечный свет наполняет, кажется, не только пространство, но и лица героев.
В подобной истории нет реализма и быть не может, но ван Сент по-своему последователен.
Если снимать не про ужасы терминальной стадии онкологических заболеваний, с болью, рвотой и перемолотыми людьми, то степень условности может быть любой. Можно до самого конца бегать по лесу с фонариком, собирать сладости в Хэллоуин и играть в «морской бой» с разбившим свой крылатый «мицубиси» японцем.
Тогда получается, что не глупые игры милых детей как-то оправдывают неизбежность смерти (это невозможно в принципе), а скорый финал снимает все запреты: если назавтра умирать, то сегодня (а значит, и всегда) ничто не слишком, даже самая кружевная инсценировка смерти.