В России 61-й Берлинский кинофестиваль вызовет умеренный ажиотаж – как-никак, в конкурсе есть русский фильм, и шансы на приз вполне реальны. Однако с резонансом, вызываемым Каннами или Венецией, сравнения нет. У нас Берлинале – самый нелюбимый из международных фестивалей, хотя сам Берлин вроде бы чисто географически ближе и понятнее, чем гламурный Лазурный Берег или заоблачная венецианская лагуна. В чем же дело?
Причина крайне проста. Берлин специализируется на политизированном кинематографе. Его здесь показывают во всех секциях. Есть отдельная программа документальных картин. Есть приз «Тедди», вручаемый за лучший фильм об однополой любви, и этот факт кажется нашим соотечественникам особенно смешным. Ведь у нас в кинематографе политики нет – как в СССР не было секса.
В самом деле, награждать искусство по политическому (тем более политкорректному) принципу – затея довольно дикая.
Однако выходить из гетто фильмы на «специфические» темы начали совсем недавно. Задолго до того, как быть замеченными основными жюри больших фестивалей, Педро Альмодовар и Франсуа Озон получали комичного медвежонка «Тедди». В этом сезоне фильм Лизы Холоденко «Детки в порядке», получив статусный «Золотой глобус» в номинации «комедия года», считается одним из основных претендентов на «Оскар»: а ведь мировая премьера картины была год назад на Берлинале.
Берлину до всего есть дело. Эхо апартеида в Африке рождает десятки фильмов – и плохих, и хороших. Проблема бездомных на Филиппинах занимает всех. Нелегальные иммигранты из Восточной Европы и с Ближнего Востока – любимые герои. Исламские экстремисты и ирландские террористы интереснее Бэтмена с Суперменом.
Ну а разоблачение нацизма во всех формах и одеяниях – то, без чего фестиваль нельзя назвать удавшимся. Либеральная идея торжествует во всех кинозалах большого города.
Стандартная реакция российского интеллектуала, которого занесло на этот праздник политкорректности: «Противно!» Если уточнить, что именно противно, ответ будет смазанным и смутным. Противно, что живут так благополучно, а пекутся обо всем вплоть до экологии. Противно, что льют слезы над бедами Третьего мира. Противно, что какому-нибудь Балабанову, сними он шедевр-расшедевр, в Берлине не место, а любой бездарь, снявший кино о сострадании и межнациональной дружбе, здесь будет принят и обласкан, как родной.
Однако соотношение талантливых и пустых фильмов в политическом кинематографе – такое же, как и в иных областях: на двадцать конъюнктурных однодневок – три честные работы и одна сильная. Так же дело обстоит с хоррорами, триллерами, боевиками и полнометражными мультфильмами в 3D. Поэтому политизированность как таковая – нейтральный факт. И даже, пожалуй, не нейтральный. Ведь Берлин – один из последних бастионов, где живет еще вера в силу кинематографа (и искусства в целом), в его способность менять мир к лучшему.
В то, что кроме эстетики существует еще и этика, которая не менее важна.
Пожалуй, именно этот идеализм привел к тому, что в Германии сняли документальный фильм «Ходорковский», премьера которого состоится в рамках внеконкурсной «Панорамы». Он же стал причиной скандального похищения копии фильма накануне мировой премьеры – кража со взломом, шум на весь мир! Возможно, это PR-акция, а сама картина получилась неинтересная или в чем-то пристрастная. Но, по меньшей мере, некто Сирил Туши ее сделал. А в России никто такой фильм не снял. Причем в Германии он и в кинотеатрах пойдет. У нас же, если бы кто-нибудь все-таки сделал кино о Ходорковском, золотой его мечтой стала бы пара показов в кинотеатре «Художественный» в рамках «Артдокфеста». Не потому что запретили бы: просто наш народ предпочтет свежий голливудский ромком.
Еще одна история связана с другим узником совести – прекрасным иранским режиссером Джафаром Панахи. Напомним, он пытался снимать последние президентские выборы и в итоге был обвинен по политической статье и приговорен к шести годам тюрьмы, а также к двадцати годам принудительного отстранения от профессии и запрету на выезд из Ирана. Панахи, между прочим, лауреат Берлина, Венеции и Канн, один из немногих мировых наследников традиции итальянского неореализма. Так вот, Берлин устраивает ряд акций в его поддержку и показывает все его фильмы.
Это, может, и бессмысленно с практической точки зрения, но все-таки трогательно – отвечать ретроспективой на репрессивные политические действия властей Ирана, будто бы кино может освободить Панахи из-под стражи и пристыдить его карателей.
Пристыдить, конечно, нет, но не является ли сам факт осуждения Панахи доказательством политической силы кинематографа? Если бы его не боялись, и арестовывать бы не стали. А похищение «Ходорковского»? Значит, Берлин в чем-то прав, и кино имеет право быть политическим. Иногда это – прямая его обязанность. В России ей пренебрегают все поголовно, и неудивительно, что последнего «Золотого медведя» нашим соотечественникам давали еще в 1970-х.