В ту пору, когда Остап Бендер выдавал себя за выпускника ВХУТЕМАСа, принадлежностью к этой когорте еще можно было гордиться. А вот лет десять спустя о подобном факте своей биографии лишний раз упоминать не стоило. Всероссийские художественно-технические мастерские, реформированные было во ВХУТЕИН, в 1930 году с треском разогнали. Официальная причина расформирования вуза звучала как «в целях повышения эффективности учебного процесса» или что-то в этом роде, но все понимали, что в действительности был нанесен удар по «оплоту формализма». Коммунистическая власть окончательно рассталась с иллюзиями насчет того, что новое пролетарское искусство должно быть необычным и экспериментальным. На пороге в полный рост маячил соцреализм.
Так завершился проект, о котором через десятилетия стало принято вспоминать исключительно с пиететом.
Вхутемасовские методики обучения называют прорывными и самыми прогрессивными на планете (не забывая, правда, упомянуть и опыт немецкого «Баухауса»). Имена многих преподавателей и студентов вписаны в анналы истории искусства золотыми буквами — достаточно назвать Владимира Фаворского, Александра Родченко, Николая Ладовского, Александра Веснина, Александра Дейнеку. Однако школа — это не только персоны, а еще и идеология. Надо заметить, что таковая во ВХУТЕМАСе отнюдь не была монолитной и во всем последовательной. Многое делалось на живую нитку, формы обучения у разных педагогов заметно различались. Студентам дозволялось переходить от одного мастера к другому, чем они активно пользовались. Наряду с авангардными взглядами вполне процветали и традиционные.
Кстати говоря, сегодня об этом почему-то редко вспоминают, чохом относя всех преподавателей и выпускников к приверженцам авангарда.
Нынешний фестиваль как раз и дает возможность повнимательнее разобраться в том, что же и как происходило в 1920-е годы. Выставки в МУАРе и МАРХИ представляют подлинные работы того времени — дипломные проекты, учебные задания, эскизы, натурные постановки и т. п. Принципиальная разница между экспозициями «ВХУТЕМАС. Мысль материальна» и «ВХУТЕМАС. Живое наследие» состоит лишь в том, что в первом случае произведения из своих закромов вынимает Музей архитектуры, а во втором — Архитектурный институт, который является прямым наследником вхутемасовского архфака. Да, и еще одна подробность: «Мысль материальна» делает основной акцент на теме обучения зодчеству, а «Живое наследие» посвящено всему спектру преподавания. Пожалуй, для максимально объемного представления о предмете стоит заглянуть на обе эти выставки.
Первым делом здесь ощущаешь, что разговоры о передовом опыте ВХУТЕМАСа ведутся не напрасно.
Некоторые проекты можно хоть сегодня воплощать в жизнь — они будут восприниматься как абсолютно современные. Скажем, знаменитая дипломная работа Ивана Леонидова «Институт библиотековедения имени В. И. Ленина на Воробьевых горах» (утраченный макет реконструирован в начале 1980-х) выглядит не только манифестом конструктивизма, но и готовой моделью для ультрамодного сооружения. Между прочим, большинство студентов так и относились к своему образованию: оно требовалось для скорого применения на практике, а не в целях развития фантазии. Никто не догадывался, что практика эта вскоре будет выражаться преимущественно в вариациях «сталинского ампира»...
Подобная ситуация складывалась и с выпускниками других факультетов.
И живописцы, и графики, и прикладники со временем столкнулись с тем, что в реальной жизни их навыки и умения требуют существенной корректировки.
Порой даже радикальной. Получить клеймо «формалиста» означало подвергнуться как минимум суровой критике, а то и вовсе загреметь по этапу. Можно сказать, что выпускники ВХУТЕМАСа оказались «потерянным поколением», пусть даже многие из них сумели приспособиться к нормативам советского искусства. Вспомнить хотя бы знаменитое сатирическое трио под аббревиатурой Кукрыниксы. Вот уж кого нельзя было заподозрить в вольнодумстве и приверженности к «буржуазным ценностям» (такую парадоксальную формулировку часто применяли по отношению к людям, искренне уверовавшим в близкую победу революционного искусства). Однако Михаил Куприянов, Порфирий Крылов и Николай Соколов тоже были питомцами того достославного заведения, которое прививало любовь к эксперименту и формотворчеству. Трудно утверждать, что мастера карикатуры никогда не жалели о своем творческом выборе. Но, что называется, «время было такое».
Вхутемасовские архивы можно воспринимать как часть далекой уже истории, однако можно относиться к ним и как к опыту, вполне перелагаемому на современный язык.
В конце концов, та школа все-таки не погибла в одночасье: традиции ВХУТЕМАСа в остаточном виде существуют в нескольких художественных вузах Москвы. Взять бы и вернуться к рассмотрению былых методик, почерпнуть в них то, что отметалось десятилетиями, и на их базе двинуться дальше... Но что-то не похоже, что это случится. Сохранить бы хоть то, что осталось. К примеру, в Московском государственном университете печати (это правопреемник Полиграфа, известного своими вхутемасовскими традициями в части художественного образования) зреет сейчас очередная забастовка. Студенты и преподаватели протестуют против планов ректората «оптимизировать» процесс обучения искусству. Плодом этой «оптимизации» должна стать полная деградация учебного процесса... Вот вам и вся историческая связь поколений. Может, и впрямь тот революционный проект следует считать утопией, к реальной жизни никак не приспособленной?