Цивилизация
Возможно, о Таиланде вам известно лишь то, что там прекрасные пляжи, дешевые наркотики и самый большой процент буддистов на душу населения. Значит, вы не знаете самого главного: Таиланд – родина самого модного режиссера в мире. Синефилы кичатся даже не столько знакомством с его труднодоступным творчеством, сколько способностью запомнить и выговорить его имя и фамилию – Апичатпонг Вирасетакун (правильно транскрибировать именно так: проверено надежными источниками).
Хотя сам автор милостиво дозволяет называть себя попросту Джо.
Ему 39 лет, он лауреат каннского конкурса «Особый взгляд» за фильм «Благословенно ваш» (2002) и специального приза каннского жюри за картину «Тропическая лихорадка» (2004). Уже несколько международных ассоциаций кинокритиков объявили его следующую работу «Синдромы и столетие» (2006) лучшим артхаусным фильмом нового тысячелетия. Его видеоработы и инсталляции почитаются в мире современного искусства. О его творчестве издан солидный англоязычный том, в создании которого принимали участие не только киноведы, но и влюбленная в фильмы Апичатпонга Тильда Суинтон.
Новый фильм Вирасетакуна «Дядюшка Бунми, способный вспомнить свои прежние жизни» показали в конкурсе 63-го Каннского кинофестиваля — и зрители разделились на два лагеря.
В одном те, кто пришли в восторг, хотя вряд ли были способны четко объяснить, от чего именно. В другом те, кто были зверски раздражены, хотя и они не смогли бы облечь свои чувства в слова, сформулировав конкретные обвинения. Как верно подметил один коллега, отличить удачный фильм Апичатпонга от неудачного крайне сложно. Критерии оценки в любом случае будут субъективными, и невозможно будет сказать, что именно у автора не получилось… ибо никому неизвестно, что он хотел сказать.
Вроде бы удобная позиция, за которой можно спрятать вопиющую пустоту высказывания?
Отнюдь: пустота всегда банальна, а основная прелесть фильмов Вирасетакула в их вопиющей непредсказуемости. Убаюкивая внимание зрителя длинными медитативными планами, лишенными и закадровой музыки, и внятных диалогов, он подсовывает ему один кукиш за другим. Просмотр его картин нечто вроде путешествия по нескончаемо длинной «пещере ужасов» в парке аттракционов, построенном компанией сумасшедших буддистских монахов. Но и бредом все увиденное не назовешь: неясно, в чем секрет, но за самыми абсурдными образами всегда мерещится глубокий смысл, в который ты не въезжаешь только из-за собственного несовершенства.
Попробуем совершить критический подвиг – не проанализировать, но хотя бы описать увиденное.
Немолодой мужчина, по имени Бунми, приезжает в деревенский дом в компании свояченицы и пары молодых помощников, рабочего и медбрата. У него отказали почки, он при смерти: в этом Бунми убеждает явление призрака умершей жены и сына – тот давным-давно пропал без вести, уйдя в лес и превратившись там в человекообразную обезьяну с красными глазами. Пообщавшись с супругой и ребенком, дядюшка вспоминает о предыдущих инкарнациях – никак иначе не объяснить сцены с буйволом, ушедшим в лес, и уродливой принцессой, влюбившейся в сома. После сеанса воспоминаний герой следует за мертвой женой в джунгли, где находит пещеру — судя по всему, это портал, за которым кончается этот свет и начинается тот. Далее следует продолжительный и вовсе необъяснимый эпилог, уже без участия почившего дядюшки.
Западное понятие так называемого «спойлера» (пересказа, способного испортить удовольствие от просмотра) в случае Вирасетакуна категорически неприменимо.
Чувства, которые способен испытать зритель его фильма, никак не связаны с развитием сюжета — только с текучей атмосферой, предполагающей, с одной стороны, абсолютную пассивность и способность принять как должное все, что появится на экране, а с другой стороны, максимальную активность фантазии, которая даст хотя бы какие-то интерпретации этого зрелища. На его фильмах всегда много смеются, хотя никто не скажет наверняка, этого ли добивался режиссер – или, напротив, был совершенно серьезен.
Прелесть фильмов Апичатпонга в том, что даже видевший виды зритель всегда входит в них на незнакомую территорию и начинает ее исследовать за компанию с автором и героем, также очарованными сюрпризами заколдованного леса.
Призраки, заколдованные животные и демоны обитают в этом мире наравне с людьми, рядом с ними. Они едят одну еду и разговаривают на общие темы без малейшего намека на экзистенциальный ужас, испытываемый человеком западной культуры при встрече с мертвецом или духом. Вселенная Апичатпонга подлинно демократична: homo sapiens в ней равен животному. Принцесса совокупляется в водоеме у лесного водопада с говорящей рыбой. Сын Бунми женится на призрачной обезьяне, после чего сам обрастает шерстью. Дядюшка задается вопросом: что стало причиной его фатального заболевания? И сам отвечает: слишком уж многих коммунистов он убил на Гражданской войне. А в саду слишком многих жуков.
Причем в Бунми говорит не столько ненависть к коммунистам, сколько сочувствие жукам.
Демонстрируя дивных созданий из параллельной вселенной, Вирасетакул избегает любых спецэффектов (особенно компьютерных), действуя по старинке. Его олдскульные монстры – дань почтения старому таиландскому кино, в котором, по воспоминаниям режиссера, чудовища никогда не выходили из полумрака, чтобы зритель не засмеялся над убогими костюмами актеров. По этой или иной причине Апичатпонг помещает своих героев в зону вечных сумерек, рассеянного света, позволяющего растворить в ландшафте таиландских джунглей и человека, и волшебную обезьяну.
«Дядюшка Бунми, способный вспомнить свои прежние жизни» — фильм о смерти.
Но это поразительно жизнеутверждающий фильм о смерти, и отнюдь не только потому, что в финале буддистский монах принимает душ, переодевается в джинсы, а потом идет в бар, где горят разноцветные лампочки, и орет веселую песню караоке. Сама концепция реинкарнации, которой посвящена картина, не позволяет испытывать привычной нам грусти при мысли об уходе в мир иной. Для героев Апичатпонга смерть – это приключение. Они легко дрейфуют между прошлым и будущим, задерживаясь в настоящем ровно настолько, чтобы мы успели их разглядеть. Иногда картинка застывает в стоп-кадр, фотографию, на которой виден лишь след от летающей тарелки.
Корабль улетел обратно в космос, фотограф не успел остановить мгновение.
Но зачем его останавливать, когда все течет, все изменяется и время остается неподвластным кинематографической материи? Оно ускользает за пределы фильма и продолжает существовать в голове зрителя, выходящего из зала в задумчивости.
Интересно, подействует ли это так же на Тима Бертона. По идее, он человек с причудливым образом мыслей. К тому же, как-никак, автор «Планеты обезьян». Авось, оценит.
