Цивилизация
Взглянув попристальнее на биографию Соостера, неожиданно обнаруживаешь, что его творческая карьера заняла всего-то лет пятнадцать. К моменту своего ареста в 1948 году он только закончил Тартуский художественный институт. Группе молодых эстонских художников инкриминировали заговор с целью угона самолета за границу – в результате все получили по 25 лет. Наверное, излишне объяснять, что весь «заговор» состоял из гневно-ироничных дискуссий по поводу отказа в зарубежной стажировке. Наивные эстонские студенты всерьез надеялись, что их выпустят продолжить образование во Францию: ведь прежние выпускники же ездили... Но вместо Парижа их ждала Караганда. Из лагеря Юло Соостер вышел по амнистии в начале 1956 года, поселился в Москве у жены, с которой познакомился в лагере. Это и было началом его самостоятельного пути, который завершился неожиданной смертью в 1970-м.
Получается, для жизни и работы на свободе ему и впрямь отводилось не больше пятнадцати лет.
От лагерной поры сохранились многочисленные портреты соузников. У некоторых листов края обгорели: во время шмона рисунки изъяли и побросали в костер, но автор все же сумел вытащить из огня недогоревшую охапку. Портреты эти весьма красноречивы и умело исполнены, но в них нет и намека на будущие пристрастия Юло Соостера. На свободе, в условиях «оттепели», он нашел для себя другую стилистику и стал исповедовать другое мировоззрение, с реализмом не слишком соотносящееся. Увлекся метафизикой и сюрреализмом, примкнул к столичному андерграунду, зарабатывал на жизнь книжными и журнальными иллюстрациями. Разумеется, в заказных работах ему не удавалось быть самим собой до конца, каждый раз редакторы требовали от него бесконечных поправок, – но все же в этой сфере Соостер был уникальным художником. Больше всего он любил иллюстрировать научпоп и фантастику, утверждая: «Если бы я родился заново, то не стал бы никаким художником, а был бы только физиком».
Его произведения выглядят несколько романтичными, что вполне сообразно эпохе, — но не одномерными.
Ему присуща была строгость формы, превращавшая даже легкомысленные сюжеты в нечто фундаментальное. Композиции с метафизическими глазами и яйцами, многочисленные вариации на тему кустов можжевельника, сюрреалистические фигуры и чистая абстракция – во всем проступала основательность, не позволявшая причислить эти опусы к наивным перепевам западного искусства. Впрочем, на московской арт-сцене Соостер всегда выглядел именно западником, таинственным эстонцем с несоветским бэкграундом. Среди представителей своего круга, так называемой Школы Сретенского бульвара (это Илья Кабаков, Юрий Соболев, Владимир Янкилевский, Эрнст Неизвестный, Виктор Пивоваров) он был, наверное, самым странным и непредсказуемым художником.
В 1962 году Соостер вместе со своими единомышленниками попал под раздачу на выставке, посвященной 30-летию МОСХа в Манеже. Конкретно ему Хрущев высказал претензию относительно лунного пейзажа: «Ты что, там был, на Луне?». Нецензурную лексику опускаем. Художник ответил, что использовал воображение. Тогда первый секретарь ЦК пообещал отправить автора в лагерь и был неприятно поражен ответом, что, в отличие от Луны, как раз в лагере этот человек уже бывал. До арестов тогда дело не дошло, но опальным художникам пару лет пришлось помыкаться с поисками работы. Соостер в ту пору делал иллюстрации под псевдонимом «Ю. Смородин». А незадолго до смерти его ждал еще один удар: мультипликационный фильм Андрея Хржановского «Стеклянная гармоника», где Соостер был художником-постановщиком, запретили к показу и положили на полку. Судя по всему, этот случай окончательно лишил его любых иллюзий относительно возможности иметь дело с властью. Соостер напрямую заговорил о желании эмигрировать, но даже документов на отъезд подать не успел.
Не так уж просто объяснить, почему он стал культовым художником для поклонников неофициального искусства.
Конечно, свою роль сыграла его преждевременная, всего-то в возрасте 46 лет, кончина. Но главный секрет кроется в его работах. Там есть пластическая убедительность и сдержанный порыв. Несмотря на метафизическую подоплеку, произведения Юло Соостера очень чувственны. Он никогда не влезал в политику, бытовые сюжеты его тоже не трогали. Соостер изображал то, чего нет, но что ему непременно хотелось бы увидеть. В этой тяге он был не одинок: у него теперь хватает поклонников.
