Цивилизация
На этой неделе было объявлено о похоронах проекта «Дискотека 80-х». «Авторадио» проводит в конце ноября дискотеку № 8 и закрывает этот свой цикл фестивалей. Причем закрывает вовсе не потому, что ностальгия в обществе прошла: просто артисты закончились. «Главная проблема любого ретрофестиваля заключается в том, что невозможно вечно привозить одних и тех же артистов, — заявил генеральный продюсер проекта Юрий Костин. — Надо отдавать себе отчет, что любой проект имеет срок годности». «Что может быть после? Опять пригласим C. C. Catch? Опять будет Bad Boys Blue? Опять Томас Андерс? Мы топчемся на месте, это неправильно», — добавил он. Запомните реплику про неправильность топтания на месте, это важно.
Но я, собственно, о другом.
Меня всегда удивляло: почему «Дискотека 80-х» есть, а «Дискотеки 90-х» нет и не предвидится?
Почему вообще все наши ностальгические проекты – от раскрашенного и омоложенного Штирлица до мультика «День рождения Алисы» — обращаются исключительно к 80-м годам и ранее? Только не говорите мне про детство золотое. Детям девяностых сегодня уже тоже, слава богу, в районе тридцатника, и они вполне кредитоспособны. Не стоит говорить и про превосходство настоящего искусства над суррогатами смутных времен: помилуйте, чем это группа «Комбинация» так уж превосходнее группы «Руки вверх!»? Но факт остается фактом: наше общество почему-то ностальгирует исключительно по застойно-перестроечным временам. Не дальше.
Дело даже не в том, что в 80-е и раньше людям жилось хорошо, а в 90-е плохо — вот люди и не желают про них вспоминать. Доля истины в этом есть, но, как мне кажется, дело не только и не столько в этом. Тяжелые времена в нашей стране случаются даже с излишне частой периодичностью, но до сих пор это теплым воспоминаниям не препятствовало.
Мне кажется, дело, скорее, не в уровне жизни, а в ее темпе.
Не беда, что мир изменился, — проблема, как он это сделал. Быстро. Непозволительно быстро.
Слишком много народу в нашей стране готовилось жить совершенно в другом мире, совсем не похожем на сегодняшний. «То есть абсолютно», как пелось в фильме «Про Красную Шапочку». Можно спорить, был тот мир хорошим или плохим, но он был другим. А от нынешнего он отличался тем, что был на редкость стабилен.
Он менялся, естественно, но менялся очень медленно.
Вспомните, цены оставались теми же не годами даже, а десятилетиями. Дети ели те же самые сорта мороженого, что и их родители в школьные годы чудесные. Ты родился — в этом доме был хлебный магазин. Ты пошел в школу — в этом доме хлебный магазин. Ты закончил школу, пошел в армию — в этом доме хлебный магазин. Пришел — он все еще там. И плакат «Береги хлеб — наше богатство» чуть ли не тот же самый висит.
В тот мир было удобно врастать. Там были пространственные и временные константы, никогда не изменяющиеся и служившие маяками. Ты знал, что на майские ты поедешь за город на маевку, на шашлыки. Что в табачном киоске тебя встретит привычный еще твоему папе набор сигарет. Почему сегодня мы счастливо потребляем старые фильмы и вывешиваем в ЖЖ фотографии тех лет? Не только потому, что они хорошие. А еще и потому, что это знакомые ориентиры.
На Новый год должна быть «Ирония судьбы», потому что должна. Иначе бога нет и все дозволено.
Еще одно — качественное — отличие состояло в том, что тот мир был небогат, поэтому состоял из небольшого количества компонентов. Во всех сферах. Но именно поэтому эти считанные компоненты были стабильными, надежными и неизменными. Они укладывались в голове без труда. Думаю, любой заставший те времена без труда перечислит, какие марки сигарет продавались тогда. А сейчас? Вы вспомните хотя бы треть ассортимента сегодняшнего табачного киоска?
А почему помним? Потому, что ты потреблял их многократно, знал, что они собой представляют и что от них ждать: что кислое, а что горлодер. Поэтому мир был предсказуем.
Мы в нем выросли, мы собирались жить в нем, а жить пришлось совершенно в другом мире.
И опять-таки не важно, в лучшем или худшем. В другом.
Он другой. Очень богатый. Очень мобильный. И очень изменчивый. Он кружит вокруг каруселью, и зацепиться, даже взглядом, не за что.
А, наверное, надо. Потому что иначе его трудно принять и полюбить. Полюбить же можно только то, что знаешь, не так ли?
Но не получается. Никак не ухвачу. Все меняется: товары умирают и появляются с частотой бабочек-однодневок. Купил мобильник, через год заюзал его до лохматости, пришел за новым – нету! Окстись, давно с производства снят. Бери новый, с расширенными функциями и сменными панельками, изучай, как кнопки давить. Не хочу новый! Твои проблемы.
Окрестный городской пейзаж за последние года три изменился до неузнаваемости, а хозяева в близлежащем магазине менялись раз пять, и каждый все перестраивал. Праздники кружат в каком-то сумасшедшем вихре — есть 7 ноября, нет 7 ноября, День согласия и примирения, стоп, уже как-то по-другому, да нет совсем седьмого, есть четвертое. А как называется? Да не помню я... Да и зачем? Его, говорят, на следующий год отменят. Только Новый год точно не тронут, поэтому магазины в ноябре уже все в елках.
Стабильность слишком ценна, ее надо потреблять основательно — месяц до, месяц после.
Елка, оливье и «Ирония судьбы» — узкий пирс, к которому можно пришвартоваться. Все остальное течет, все может измениться, чтобы оставаться на месте, надо очень быстро бежать..
Я не могу уцепить этот мир, я внутренне готов его полюбить, все равно больше жить негде, но дайте мне его хотя бы рассмотреть. Я уже малость ошалел от этих темпов, от этого кружения. Стойте! Остановите Землю, я хочу сойти! Я не создан для жизни при такой динамике, поймите, я формировался под совсем другую окружающую среду.
Беговых черепах не бывает, слышите, вы?
Не слышит. Несется мимо, как поток машин по автостраде, я бегу рядом по обочине, тщетно пытаясь догнать, потом плюю, сажусь здесь же, закуриваю. Осколок того мира, «Союз-Аполлон», синяя пачка, курю с восьмого класса. Говорят, прекратили выпуск, надо бы прикупить блоков десять – продлить расставание.
Докурив, встаю и снова бегу. Нельзя же жить прошлым.
Так, Павлу ответил мылом, в семь в Пашковом вручение «Большой книги», не забыть. Кому дадут, интересно? Впрочем, какая разница: тринадцать финалистов, в основном ерунда, но несколько на удивление приличных, через год забудут всех.
Некогда, некогда. Запоминать, привязываться – непозволительная роскошь в мире-калейдоскопе. Ностальгировать будем по тому, что уже в памяти.
