— Слушайте, неужели вас на самом деле зовут Макджи?
— Да, честное слово.
— Вот и в паспорте так написано?
— Ага, и в паспорте: «Макджи». Меня так зовут всю жизнь. С рождения. Люди думают, что это голливудское прозвище, а на самом деле я Джозеф Макгинти Никол. Но все наоборот. Это длинное имя – псевдоним, а я – Макджи, и точка. Почему Макджи? Моего дядю звали Джо, моего дедушку звали Джо, мы все жили в одном большом доме и не могли позволить себе еще одного Джо. Мать с колыбели звала меня Макджи, это уменьшительное от Макгинти.
Так с тех пор и повелось.
И я сразу решил, что буду трусом и дураком, если изменю имя и стану еще одним Джо. «Терминатор-4» — последний фильм, представляя который, я буду отвечать на этот вопрос. Он мне надоел. Пора всем привыкнуть к тому, что я – Макджи. Если вас интересуют не мои фильмы, а мой паспорт, я с вами говорить не буду. То есть с вами поговорю, а потом – замолкаю.
— Давайте тогда перейдем к главному – к Арнольду Шварценеггеру. В вашем фильме он не снимался, но на экране все равно появляется: его нарисованное лицо украшает тело другого силача из Австрии, Роланда Кикинджера. Сам Арнольд вообще в курсе?
— С губернатором Шварценеггером мы поддерживали связь – исключительно телефонную – на протяжении всего съемочного периода, о нашем замысле он, естественно, знал и всецело его одобрил. Для меня было крайне важно, чтобы и Джеймс Кэмерон, и Арнольд Шварценеггер знали о каждом моем шаге.
Но, поверьте, я сам не хотел, чтобы Шварценеггер снимался в моем фильме!
Ведь моя задача – вдохнуть во франшизу новую жизнь, принципиально ее изменить. После третьего фильма «Терминатор» съехал с рельсов. Превратился в фарс. Все эти элтонджоновские очки, «следи за рукой», прочие шуточки… Чтобы вернуть в фильм серьезную интонацию, мне был необходим Кристиан Бэйл. Тем не менее к Арнольду Шварценеггеру я отношусь с колоссальным уважением. Посовещавшись с продюсерами, мы решили, что можно попробовать вернуть его на экран таким, каким он был в первом «Терминаторе», несгибаемым и помолодевшим Т-800. Визуальные эффекты нового поколения позволяют это сделать. Шварценеггеру идея понравилась – а результат вы все увидите на экране.
— Насколько принципиальным было участие Кристиана Бэйла?
— Без него я бы не стал снимать этот фильм. Мне было необходимо, чтобы зритель снова поверил в «Терминатора». Представьте себе – вы киноман и узнаете, что в новом «Терминаторе» будет сниматься Кристиан Бэйл. Какой будет первая реакция? Вы сразу отнесетесь к этому проекту более серьезно?
В принципе, кому он нужен, еще один «Терминатор»?
Но, услышав об участии Кристиана, вы задумаетесь: «Может, это будет не так уж смехотворно». Главный герой «Машиниста», «Американского психопата», «Темного рыцаря» — это не шутка. Если он увидел что-то любопытное в четвертом «Терминаторе», нам тоже стоит к нему присмотреться повнимательнее. Кристиан сделал с «Терминатором» и с «Бэтменом» то, что Дэниэл Крэйг сделал с Джеймсом Бондом. Он пришел и сказал: «Ребята, вы заигрались, давайте-ка вспомним, что важно, а что нет».
И я поверил ему, когда он отказался от роли робота Маркуса и взялся за роль Джона Коннора – которая в первой версии сценария была эпизодической, а затем стала центральной. Я поверил Кристиану – и я был прав.
— Чем еще ваша картина принципиально отличается от предыдущих трех?
— В ней нет временных прыжков: герои не приходят в наш мир из будущего, они уже живут в будущем. Знаете, для меня история «Терминатора» была завершена уже после второй картины, я честно сказал об этом Кэмерону. Но мне было интересно поподробнее взглянуть на ту апокалиптическую войну, на которую Кэмерон ссылался в двух своих фильмах, – рассказ об этой войне и стал главной моей целью. Откуда вообще взялся Т-800, как именно люди и машины дошли до противостояния?
Ответов на эти вопросы в предыдущих картинах не было.
Зато там были сами Терминаторы. Сначала Т-800, потом Т-1000 из жидкого металла, затем терминатор-девушка… Мне оставалось только изобрести робота-трансвестита. А я не хотел. Бессмысленно пришпоривать мертвую лошадь: необходимо было изобрести что-то новое, а уж получится или нет – судить не мне.
— Говорят, вы готовили актеров каким-то специфическим образом, заставляли их книжки читать? А сами как готовились?
— В основном мы читали две книжки: «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» Филиппа К. Дика и «Дорогу» Кормака Маккарти. А еще я давал актерам фильмы смотреть, в огромном количестве, от «Троп славы» Стэнли Кубрика до «Дитя человеческого» Альфонсо Куарона. Главное – на меня самого все эти произведения оказали немалое воздействие, исказили оптику. В буквальном смысле. Линзы, пленка – все в нашем фильме работает на эффект искаженной реальности. Этот мир узнаваем и в то же время необычен. Это мир после Судного дня, после ядерной войны.
Мы засмотрели до дыр весь видеоматериал о Чернобыле, который смогли добыть.
Вот вы знаете, как после ядерного взрыва будет выглядеть почва, какой оттенок приобретут растения? Я – знаю. В моем фильме создано грязное, страшное, правдоподобное будущее. Мы построили его своими руками. Каждого робота, каждую декорацию.
— Не может быть – что, совсем без компьютера обошлось?
— Не совсем, разумеется. Но там, где можно было обойтись, обходились. Смотря на компьютерную картинку, вы всегда чувствуете фальшь. Некоторые режиссеры не понимают, что все мы – люди – существуем по законам физики, и нарушение этих законов при помощи визуальных технологий никого не убедит.
Спецэффекты убили многие хорошие фильмы.
А я хочу быть реалистом, чтобы каждый предмет можно было пощупать. И чтобы никто не обманывал зрителя при помощи монтажа. В начале нашего фильма есть такая сцена: герой Кристиана ползет к вертолету, залезает в него, вертолет взлетает, его подбивают, он падает, разбивается, Кристиан выбирается из машины, оборачивается, видит облако гигантского взрыва, в котором погибли его товарищи. Все это – одна цельная сцена. Схватка Джона Коннора с Т-600 – то же самое, ни одной монтажной склейки.
Эти склейки помогают режиссерам, но зритель соскальзывает с крючка. Так что я был против. Сосчитать невозможно, сколько раз мы репетировали, сколько дублей каждой подобной сцены сняли… Нелегко пришлось. Меня поддерживали воспоминания об Альфреде Хичкоке и его «Веревке», снятой единым планом.
— Как эта ваша установка повлияла на бюджет?
— Увеличила его, но ненамного. В любом случае мы понимали, что нижняя планка для нас – 160–170 миллионов долларов, и в эту сумму уложились. Одни фильмы стоят дешевле, другие – еще дороже, но нам хотелось одного: сделать нашу картину настолько хорошо, насколько это вообще возможно. К этому и стремились, о деньгах особо не задумывались.
— Говорят, вы и музыку к фильму собирались создавать какую-то невероятную, пока на горизонте не показался Дэнни Элфман?
— Сначала я очень хотел, чтобы саундтрек вместе написали Густаво Сантаолалла и Том Йорк из Radiohead. Но у обоих был такой сложный график, что осуществить мой замысел не удалось. Тогда я связался с Дэнни. Только он один мог создать мелодии, которые подчеркнули бы хрупкость и мимолетность человеческой жизни – особенно в столкновении с брутальными и бездушными машинами.
Кроме того, Дэнни взялся написать военную музыку будущего – такая задача под силу не каждому композитору!
Записывались мы в студии Джорджа Мартина в Лондоне; незабываемая сессия. Впрочем, в моем фильме звук – это не только музыка. Каждый робот издает свой собственный звук, при помощи которого его легко можно узнать еще до того, как он окажется в кадре.
— В конце титров «Терминатора-4» есть посвящение Стэну Уинстону, легендарному специалисту по гриму и визуальным эффектам…
— Этот великий человек не дожил до премьеры – он ушел из жизни во время работы над фильмом, в прошлом июне. Мы были друзьями с давних времен, собирались еще сто лет назад вместе делать фильм о Супермене – но тогда я отказался от этого проекта из-за боязни авиаперелетов. Потом собирались работать над фильмом «Я и мои монстры», основанном на воображаемых друзьях-монстрах, которых Стэн придумал в детстве… Он был болен уже в начале работы над «Терминатором-4», но все роботы, которых вы видите на экране, придуманы и нарисованы лично Стэном.
Главным супервайзером спецэффектов у нас в фильме был Джон Розенгрант – а его первый фильм со Стэном Уинстоном назывался «Терминатор».
Помню, как почти год назад во время съемок одной очень трудной сцены нам позвонили и сказали, что Стэн умер. Мы с Джоном завершили дубль и замерли в молчании. Мы молчали и вспоминали обо всех выдающихся достижениях Стэна. О динозаврах из «Парка Юрского периода», Чужом, Хищнике, Терминаторе. Для меня было огромной честью работать над картиной, к которой прикоснулся Стэн Уинстон.