Цивилизация
Тьма, пришедшая с Адриатического моря, накрыла излюбленный туристами город. Ливень хлынул неожиданно, и гроза перешла в ураган. Вместе с водяной пылью на балкон под колонны несло сорванные листья магнолий, маленькие сучья и песок...
В таких метеоусловиях, почти по Булгакову, открывалась XI архитектурная биеннале в Венеции. Передвигаться между павильонами, разбросанными по саду Джардини Публиче, удавалось только короткими перебежками, а к отдельным строениям пробраться и вовсе было затруднительно – воды перед входом натекло по щиколотку. В частности, у российского павильона, где как раз заканчивалась презентация. Оказавшись во временной «международной изоляции», гости взирали с крыльца на край объемистой желтой трубы с надписью «Gas Pipe». Труба уходила по аллее к немецкому павильону – этой инсталляцией эстонцы выразили свое отношение к проекту газопровода «Норд Стрим».
В таком погодном и политическом антураже мысль о нашем возможном разрыве с Европой и миром шевелилась в мозгу особенно энергично.
На практике дело обстояло не столь плачевно. Изоляцией страны и не пахло – ровно наоборот. В этом году мы представляли проект «Партия в шахматы. Турнир за Россию», где вместе с отечественными архитекторами выступили и звезды мирового масштаба вроде Захи Хадид, Эрика ван Эгераата, Нормана Фостера, Доменика Перро. Макеты зданий на шахматной доске олицетворяли конкуренцию на российском строительном рынке. Разумеется, в реальности каждый стоит сам за себя, и нет никаких «национальных сборных», но процесс все же ощутим – иностранцы начинают и вроде бы выигрывают, а позднее выясняется, что не очень-то они далеко и продвинулись. Характерен случай американца Томаса Лизера, который выиграл конкурс в Якутии на строительство Музея мамонта и вечной мерзлоты.
Победителя поздравили и забыли о нем на долгие месяцы.
Так что в состязании русских с иностранцами делать ставку только на последних было бы опрометчиво. Приблизительно эту коллизию подразумевали кураторы Григорий Ревзин и Павел Хорошилов.
Соотечественники, побывавшие в павильоне, отнеслись к проекту без особого энтузиазма. Мол, зачем демонстрировать реальные перспективы и достижения, если общий лозунг биеннале звучит как Out There: Architecture Beyond Building («Не там: архитектура вне здания»). Этим девизом главный куратор Аарон Бецки подбивал участников пофантазировать, поиграть в будущее – а мы тут со своими стройплощадками, инвестициями и девелоперами. Определенным пассом в сторону оргкомитета выглядела разве что инсталляция из ореховых кольев «Мечты о пейзаже» художника Николая Полисского.
Дескать, посмотрите на ленд-арт, успокойтесь и не мешайте работать.
Наши зрители в ответ хмурили брови. Хотя из уст иностранцев звучало иное мнение. Например, голландский архитектор Эрик ван Эгераат говорил о том, что наконец-то Россия после череды «бумажных» проектов представляет нечто из практической жизни. В его глазах это выглядело свидетельством подъема архитектурной отрасли. Кто здесь более прав, решить непросто. Скажем, если бы в этом году мы показали совсем уж отвлеченную экспозицию, критики справедливо попеняли бы на то, что развитые страны склонны как раз к обратному – предъявлять «действующие образцы».
Так что кураторам павильона достались бы нелестные отзывы при любом раскладе – это просто черта нашей ментальности.
А на вопрос, что все-таки нужно делать, чтобы угодить жюри, ответа не было и нет. Да и в принципе непонятно, надо ли угождать.
Дело в том, что награды архитектурной биеннале не столь уж вожделенны для большинства стран-участниц. Присуждение «Золотого льва» не обеспечивает автоматического укрепления статуса, и наоборот – оставшись без приза, никто сильно не переживает. Зодчество — не кинематограф, здесь решающее слово остается за специалистами и чиновниками, а не за широкой публикой, голосующей рублем или долларом. Поэтому публичное состязание павильонов носит несколько формальный характер.
В этом году, например, «Золотой лев» достался полякам за проект Hotel Polonia. Довольно забавное зрелище – посреди зала установлены две широченные кровати с балдахинами, а по стенам развешаны фотографии возведенных недавно строений. Польские кураторы напирали на концептуальную «фишку», предлагая всем желающим заночевать в своем павильоне.
Жюри на затею клюнуло и отдало ребятам главный приз, отчего сама по себе польская архитектура не стала ни лучше, ни хуже.
Балансирование биеннале между шоу и профессиональной экспозицией приводит к периодическим перекосам то в одну, то в другую сторону. Относительно чисто девиз фестиваля реализуется только на международной выставке в Арсенале, куда главный куратор (в данном случае Бецки) привлекает участников по своему усмотрению. Здесь хотя бы понятны правила игры: никакой градостроительной практики – только полет воображения. Одни инсталляции дают прогнозы на будущее, другие в метафорической формы рассказывают о насущных проблемах, третьи служат просто оригинальными аттракционами.
Похожая история складывается и в итальянском павильоне, который традиционно отдают под международные эксперименты. Там же, где решения об экспозиции принимают национальные министерства культуры, общие правила исчезают напрочь.
Японцы, к примеру, нарисовали карандашом на своих стенах очертания едва различимых строений – вышел красивый и стильный интерьерный дизайн. Французы всю выставку посвятили своей градостроительной практике – почти как наши, только преподнесли поизящнее. Датчане озаботились глобальной экологией, свесили с потолка огромную модель земного шара и начали усаживать зрителей за мониторы, чтобы бродить по соответствующим теме интернет-ресурсам.
А греки устроили фактически дискотеку – в темном павильоне светятся только вертикальные оптические волокна и мелькают виртуальные проекции по стенам.
И на кого прикажете равняться?
Разумеется, биеннале остается главным смотром архитектурных сил на планете, но стоит помнить, что национальный престиж в этой сфере не создать одним лишь дизайном павильона. А у нас чаще всего преобладает фетишистское отношение к мероприятию. Не получили приза – считай, провал и полное моральное банкротство. Дали награду (было дело в 2000 году) – тоже непорядок: дали не тому, не за то и не с той формулировкой.
Пожалуй, надо бы в тамошнюю ситуацию приезжать без лишних нервов. Участвовать необходимо – как раз отсутствие на фестивале и было бы знаком подлинного неблагополучия. И хорошо бы каждый раз находить надлежащие финансы для устройства павильона, чтобы не казаться сиротами.
В этом году, кстати, при всем неоднозначном отношении к российскому проекту никто не скажет, что он выглядел чересчур убого. Бюджет в 2 миллиона евро не рекордный, но вполне приличный. Раздобыть эти деньги тоже входило в задачу кураторов, с которой они справились. Под чистую фантазию получить бюджет было бы намного сложнее – хотя чем черт не шутит, глядишь, на следующую биеннале вдруг привезем что-нибудь эдакое. Если же что и следует воспринимать драматически и с неотступным напряжением, так это нашу градостроительную реальность. Любую инсталляцию в павильоне разберут через три месяца, а с «новым урбанизмом» нам жить десятилетия. По этой причине критиковать хочется все-таки отдельные проекты на шахматной доске, а не саму идею «Турнира за Россию».
