Фестивальная специфика такова, что за редким исключением в конкурсную программу попадает не легкое кино, комедии и блокбастеры, а остросоциальные фильмы, драмы и трагедии. Логика понятна: голливудщину мы и так смотрим круглый год, а тут у нас все интеллектуально и серьезно. К ММКФ это относится в полной мере. Более того, если детские сказки, как мы все помним, часто заканчиваются максимой «жили они долго и счастливо и умерли в один день», то для конкурсных фильмов Московского кинофестиваля это верно с точностью до наоборот: жили недолго, несчастливо и умерли. А если не умерли, то обязательно мучились.
Хотя, скорее всего, умерли, но перед этим мучились.
Вот, к примеру, герои исландского фильма «На семи ветрах» мучились, потому что были трудными подростками. У кого с родителями беда, кто сирота и воровал с детства, кто вырос среди животных. Поэтому их всех собрали вместе и отправили в колонию, точнее, не в колонию, а коммуну, где-то на севере, вдали от цивилизации. Там все задумывалось очень демократично: заправляли делами симпатичные хиппи, всем разрешалось курить, гулять и делать, что пожелаешь, главное — жить одной семьей, мыть посуду, ухаживать за коровками, готовить. Но вряд ли кто-нибудь удивится, узнав, что эксперимент получился неудачный. Некоторые умерли.
Любопытно, что совсем недавно на «Кинотавре» показали «Новую Землю» — отечественный вариант того же сюжета: тоже свободная колония, тоже на Крайнем Севере, только селят в нее не трудных подростков, а матерых убийц и рецидивистов. Итоги соответствующие: все умерли.
Видимо, дает о себе знать перенасыщение идеями гуманизма и толерантности, раз в кинематограф тихой сапой закрадывается пафос о том, что есть люди, которым не следует давать равных прав и свобод — они ими воспользуются не по делу.
В фильме «Война на другом берегу» китайца Ли Синя тоже всем было плохо — потому что началась война. В 1937 году Япония атаковала Шанхай, поделив его на две части: на одном берегу реки бомбежки и сражения, на другом — пока еще мирная жизнь. И только маленький мальчик, сын продавца игрушек, умудряется существовать одновременно в обоих этих мирах. Ведь есть труба, соединяющая два берега, по которой он перебирается из благополучной части города на склад, занятый китайским отрядом, который ведет каждодневные бои с японцами. «Война на другом берегу» дает все, что мы ждем от китайского кино: и практически доводящую до обморока красоту, и эпичность, и героизм, и прекрасных китаянок.
Во втором российском фильме конкурсной программы «Однажды в провинции» Кати Шагаловой, дочери сценариста Александра Миндадзе, герои чувствуют себя не ахти, потому что живут в провинциальной дыре.
Кое-кто по этому поводу даже умрет.
Звезда сериала Настя по причине неназванных обстоятельств приезжает перекантоваться в маленький городок к своей сестре Вере. Здесь Настя, естественно, обретает статус практически революционера: не понимает, зачем терпеть мужа, который тебя избивает, и как можно начинать каждое утро с пива. К «Однажды в провинции» может быть масса претензий: от чисто теоретического снобизма – как это, столичная девочка, взялась снимать про провинцию, да что она в ней понимает! До более конкретных: холеные лица актрис, на которых явственно виден отпечаток солярия и косметического салона, не слишком годятся для потасканных алкоголичек.
И, тем не менее, это один из самых ярких фильмов фестивальной программы, облегченная версия «Груза-200», самая настоящая чернуха и кино про важное свойство менталитета — доведенное до абсурда смирение, которое не позволяет выплыть из дерьма и превращает провинцию в город Зеро, из которого не выбираются. Привет Балабанову передает Алексей Полуян, играющий у Шагаловой вовсе не маньяка, но городского сумасшедшего по кличке Лошадь.
На фоне всей этой жути, всеобщих страданий и нескончаемого потока смертей особенно приятно увидеть в конкурсной программе фильм, в котором все герои остаются живы.
Фильм называется «Посетитель», снял его американец Том Маккарти, и он про то, что далеко не все нелегалы — террористы и следует обращаться с ними добрее. Социопатичный профессор экономики Уолтер Уэйл прозябает в депрессии, пока случайно не знакомится с барабанщиком Тареком из Сирии и его подругой Зейнаб из Сенегала. После пары дней общения оказывается, что профессор способен шутить, да и вообще хороший парень — например, ему нравится играть на барабане гораздо больше, чем читать доклад на научной конференции. Когда Тарека арестовывают и сажают в иммиграционный изолятор, Уэйл нанимает ему адвоката, носит письма от Зейнаб и даже немножко ухаживает за его красоткой-мамашей. Чересчур острую социальность в фильме, по счастью, сглаживает ирония: в первый раз увидев Зейнаб, сирийская мама-нелегалка в ужасе шепчет Уэйлу на ухо: «Но она же совсем черная!»