Цивилизация
Гала-концерт в честь Семеновой был построен методически правильно: в программу включили фрагменты балетов из ее репертуара – «Дочь Фараона», «Щелкунчик», Корсар», «Раймонда», «Баядерка», «Спящая красавица». Представили два главных театра ее жизни – Большой и Мариинский, откуда приехала команда выступающих. Показали семеновских учениц: Галина Степаненко в «Дон Кихоте» продемонстрировала, как хорошо ее выучила Семенова. На сцену выходили Светлана Захарова, Ульяна Лопаткина, Дмитрий Гуданов, Марина Александрова, Николай Цискаридзе, Иван Васильев, Игорь Зеленский, Наталья Осипова – обойма известных в балете имен. Рецензировать их исполнение смысла нет: главный вектор события не в этом, а любой концерт, хоть бы и юбилейный, есть сборная солянка, во время которой артисты, кто как может, решают творческие проблемы. И здесь все шло как обычно. Кто-то танцевал замечательно.
Другие под видом танца занимались делами — упрощали хореографию под свои технические возможности, упирали на трюки, демонстрировали собственное величие, превращали классическую балетную партию в фото из глянцевого журнала и доказывали изо всех сил, что есть еще у нас порох в пороховницах, а кто думает иначе, тот негодяй и мерзавец.
Самым интересным оказался документальный фильм о Семеновой, показанный на вечере. И не суть, что ее почти не снимали, а то, что сохранилось, почти не передает магическое впечатление, которое, судя по воспоминаниям современников, производила балерина. Через кадры танца Семеновой начинаешь понимать балетную мифологию. Она, как, впрочем, и всякая мифология, никогда не складывается просто так, стихийно, но подчиняется законам мифотворчества. Уланову, например, общественное мнение и официальная пропаганда назначили отвечать за лиризм в масштабе государства. Сие качество в условиях советской эпохи перестало быть аспектом личного таланта и стало официальным штампом. Все нежно-интимное, задушевно-трепетное следовало ассоциировать с улановским Лебедем или улановской Жизелью. Так, популярность Улановой достигла космических размахов, а термин «богиня танца», автоматически применяемый к ней, описывал уровень поклонения и, в общем-то, закрывал тему. Богиня лирического танца – одна. Остальные — в лучшем случае полубоги.
Собственную нишу в легенде под названием «советский балет» отвели и Марине Семеновой. Ниша эта — прямо противоположного свойства.
Семенова «отвечала» не за беззащитность, а за величественную властность.
«Богиней» ее называют, имея в виду дам решительных и энергичных: в ее балетных партиях было что-то от вагнеровских валькирий, а прилагательное «царственная» в списке балетных эпитетов применялось исключительно к Семеновой: больше никто не смел и претендовать.
Если Уланова на сцене как бы предлагала публике движения, то Семенова их упрямо и бескомпромиссно утверждала. Она создала образ женщины без страха и упрека, умеющей вырвать победу даже из неудачных обстоятельств. Персонажам Улановой всегда хотелось помочь. Героини Семеновой могли постоять за себя сами. Улановские образы идеально вписывались в архетип патриархата, отвечая традиционному мужскому желанию опекать слабую женщину. Семеновские сполна отвечали женскому типу, воспеваемому временем: свобода на баррикадах.
Сказанное, разумеется, не означает, что Семенова низвела классический танец до прикладных интересов сталинской эпохи: вульгаризации в ее искусстве не было ни на грош. Семенову, обожавшую античность и Венеру Милосскую, на сцене саму называли «чудесной дышащей скульптурой». Громадной силе эмоций, скрытых в этой миниатюрной женщине с красивой спиной, отлично вылепленной головой, ладным телом и феноменальной по тем временам танцевальной техникой, не мешала даже монументальность облика, довольно быстро приобретенная Семеновой. Она не особо любила положенный в профессии телесный «разогрев» упражнениями в классе, предпочитая неканонический горячий душ…
Фильм задал еще одну тему.
У нас в балете любят поговорить о традициях, как правило, понимая под ними привычку к неизменности, отчего все новое понимается как повод для ностальгических рыданий.
Так вот, искусство Семеновой даже в несовершенных древних кинохрониках камня на камне не оставляет от такого плача. Ну не было до Семеновой танца, в котором так нерасторжимо и органично соединились бы вихрь и нега, повелительность и шик, женственность и мощность. Это для следующих поколений ее искусство стало синонимом верности классическому наследию. А для своего времени Семенова была революционеркой исполнительского стиля, и то, что теперь называют традицией, когда-то взорвало «незыблемые» каноны. Так, Семенова, дебютировавшая в 1925 году, фактически спасла классический балет от навязанного ему революцией комплекса художественной неполноценности, от необходимости оправдываться перед новой эпохой в грехах легковесности и устарелости.
Включенные в фильм куски ее «Лебединого озера» поражают: эта Одетта похожа на одинокую звезду в небе, где нет места мелким дрязгам. Семенова и в жизни умела быть похожей на свои роли. О ней рассказывают невероятное: в театре не дружила против кого-то, не выгрызала зубами карьеру, не играла в интриги. Даже — о чудо! — не интересовалась, в каком составе, первом или третьем, станцует премьеру. Независимость нрава притягивала, как любая история о неподчинении личности повадкам толпы.
По рассказам, она в театре была одна такая.
Это тоже миф Семеновой, один из самых красивых ее мифов.
