Отправная точка романа Козловой в простеньком постулате: «Жизнь — дерьмо». Люди, в общем, из того же материала. Кто б спорил. Интересно вот, а что дальше? Дальше то же самое. То есть ни «но…», ни «если…», ни «тем не менее…». А через запятую – все только оно, оно и оно… В настоящем, прошлом и будущем. Вчера, сегодня, всегда.
Для чистоты эксперимента и бесспорности доказательств среда избрана самая что ни на есть — политики. Есть тесть. Он прислужник спикера Госдумы. Есть сам спикер — сквернослов и ругатель. Есть когда-то увлеченный, а ныне противный сам себе молодежный циник Валера. Есть его приятель из прокремлевской молодежной организации Рыбенко – форменная скотина. Есть дочка помощника спикера и жена молодежного лидера Валеры – Даша.
Примерно треть романа все это, умирая от скуки, напиваясь с утра и матерясь, вытаскивает из грязно ругающегося спикера финансирование на новое молодежное движение Любви.
Между соитиями, описанными автором в лексике выучивших три матерных корня пятиклашек и матерых слесарей, и похмельной рефлексией Валеры все на ту же тему: «Жизнь — дерьмо. И я в дерьме. Кто виноват?» — читателя сквозь естественную дурноту могут посетить две-три мысли. Вот как ни странно.
Вообще на чистый эксперимент с озвученным постулатом решаются в своих первых сочинениях только алчущие, но не удовлетворенные подростки и графоманы со стажем. Слишком очевидна мгновенная исчерпаемость темы. Анна Козлова – ни то, ни другое. Словом и образом владеет профессионально. Мыслями делится по обстоятельствам. То скупо, то от души.
Но, поскольку мысли эти все те же, встречные соображения читателя, скорее всего, будут на отвлеченную от авторской тему. Например, о природе пошляков и пошлячества. Сколько их было явлено миру в литературах всех эпох. Особенно в отечественной. А вот тайна подлинности этого изображения так и не раскрыта. И г-жа Козлова только лишний раз доказала, что для лепки живого, органичного и стопроцентного пошляка мало сканировать подслушанные пошлости на бумагу. Ее герои, как полагается, пошлят глубокомысленно, исступленно и не без самолюбования, но ничего, кроме скуки и зевоты, это не вызывает.
Вот уж точно – не умно, не талантливо и не мило.
Тусклые они какие-то и унылые. Сливаются с окружающей средой. Не потому ли, что вылеплены все из того же единого и постулированного в начале материала?
Принцип всеобщей дерьмовости жизни и людей, открытый Анной Козловой, кажется ей вполне универсальным. Любой поворот сюжета или отношений героев, если он не отвечает Козловскому замыслу, видимо, вырубался на корню. Ростки стихов, проклюнувшихся из этого сора, выдирались с корнем. Автор действовала как остервенелая феминистка, изгоняющая из себя даже тень движения в сторону мужчины. В результате в романе не осталось ни-че-го и ни-ко-го, противоречащих убеждению о всеобщей мерзости сущего.
Мерзки в романе все. Мерзость нарастает.
Даша изменяет Валере с грязным и волосатым алкашом Рыбенко. Валера застает их в коитусе. После чего они живут, естественно, втроем. Чему есть объяснение в духе изначальной идеи: родители Валеры уже опробовали эту схему – два мужа, одна жена — еще в начале девяностых. Извращения в этом мире передаются по наследству. Дерьмо фор эвер!
Даша, после операции потеряв надежду на рождение ребенка, начинает ловить чертей, одетых в джинсу. Дашин папа, узнав, что дочка двинулась, напивается с Валерой и пошлит несколько гуще, чем при обычных обстоятельствах. Апофеоз сточности жизни – грандиозная пьянка на каком-то партсъезде в провинции, самоутопление спьяну Рыбенко, перелом позвоночника Валеры и выслушивание Дашей на поминках монолога мамы Рыбенко страниц на двадцать, из которого следует… Что?
Угадали: «Жизнь – дерьмо!»
Классическая разработка темы Миллером, Буковски и Венечкой Ерофеевым открывала авторам глубины неоднозначности. Цветы прорастали сквозь зло, сострадание — через пренебрежение. Любовь почковалась от усталости, тошноты и отчаяния. То есть чем больше изначально убежден был мастер в том же, в чем убеждена Анна Козлова, тем ярче звучали в его творчестве совсем иные мотивы.
Ну и бог с ними, с классиками. При современном уровне диверсификации литературы каждому читательскому состоянию потребна своя книжка. В конце концов, феномен сужения сознания – он каждому знаком. Это только подростки накладывают на себя руки, сузив мир до неразделенной любви. Тем же, на кого нахлынет в зрелом возрасте ощущение, кажущееся истиной, – «Жизнь — дерьмо», — не помешает под рукой иметь книжку про это самое.
И лучше, если это будет Анна Козлова, а не Сергей Минаев.
К тому же у Козловой есть одна неразгаданная тайна. Она в названии. «Люди с чистой совестью» — это, простите, о чем?
Анна Козлова «Люди с чистой совестью» СПБ. 2008, «Амфора».