Нет, это уже какая-то травля. То музыкальный обозреватель «Парка культуры» рецензирует летопись группы «Ленинград» — книгу Максима Семеляка «Музыка для мужика» — и в статье многословно бьется над давно мучащей его загадкой «Who is, собственно, Mr. Shnurov?». Потом кинообозреватель сдает заметку с названием «Ко всем приходит чувак-депресняк». А попытаешься отвлечься перелистыванием присланной в редакцию книги Алексея Зимина «Единицы условности» — и сразу натыкаешься на рассказ о том, как Шнуров ходил на центральное телевидение, матерился, и ничего ему за это не было. И тебя опять начинают грузить пресловутой «загадкой Шнура»: «Я не знаю, почему Шнурову вдруг стало позволено то, что никому до него не разрешалось. Что это? Талант? Большой хер? Прямое указание свыше? Я думаю, никакого рационального объяснения быть не может».
Всех волнует вопрос, ну почему, почему именно «Ленинград» — единственная за 15 лет российская группа, ставшая не просто популярной, а именно культовой? Снискавшая совершенно иррациональное обожание, с восторгом принимаемая супругой президента, олигархами в Куршавеле и нищими студентами? Морщины на лбу вызывает и фигура самого Шнурова. С одной стороны – неуемный матершинник с воплями «О, бухло!!!», с другой – приличный интеллигентный человек, рассуждающий в интервью чуть не о Кьеркегоре. Заводы в стране стоят — все гадают, кто из них настоящий. Милый пьющий парень Серега, «основной гуляка в городе Петра», вышедший на балкон «поплевать в рабочий класс»? Или Сергей Владимирович Шнуров, владелец лейбла «ШнурОК», «король рингтонов», отсудивший у «С.Б.А. Мьюзик Паблишинг» немалые деньги, и вообще очень небедный человек? В каком случае он не врет – когда горланит на всю страну «Ай-ай-ай-ай, я – расп...яй» или когда вписывается во всякие денежные телепроекты?
Тьфу!
Да нет никакой загадки Шнура.
Сергей Шнуров – это просто Карлсон сегодня. И все. И этого вполне достаточно.
Дело даже не в том, что музыку большинства песен «Ленинграда» можно безо всякой аранжировки ставить саундтреком к знаменитой сцене «Фрекен Бок гонится за Карлсоном с выбивалкой для ковров» — надрывающиеся духовые и неистовый галоп встанут за кадр, как родные. Не в песне Шнурова «Карлсон»: «Пока я жив ещё чутка, мой срок ещё не вышел, я вспоминаю мужика, который жил на крыше». И даже не в риторике музыканта, когда он в интервью изрекает очень знакомые по стилю пассажи: «А кто из нас не врун? Покажи хоть одного? Просто все боятся в этом признаться, а я не боюсь. Я самый честный на свете врун».
Нет, на деле все несколько глубже.
Почему дети обожают Карлсона? Вовсе не потому, что хороший, добрый и веселый, как утверждают укатанные системой просвещения понурые сивки от педагогики. Карлсон вовсе не добрый и не хороший, он, как верно утверждают те же самые литературоведы, плоть от плоти германо-скандинавской нечистой силы – гномов, чуров, ниссе и т.п. А любая нелюдь к человеку относится амбивалентно. Могут помочь, а могут и сожрать – под настроение. Прежде чем спорить, раскройте-ка книгу и посчитайте, сколько раз Карлсон Малыша элементарно подставлял, цинично эксплуатировал и нещадно обирал.
Взрослые, читая книгу собственным чадам, обычно внутренне содрогаются. Зато дети в неизменном восторге. В чем же причина этого обожания?
В том, что Карлсон снимает запреты. Рушит возведенную скучными взрослыми систему поведения.
Он не просто утверждает, что запрет можно и нарушить. Нет – запреты просто необходимо нарушать! Варенье трогать не просто можно, а нужно. Воровать булочки – не проступок, а истинная доблесть. Надо делать не то, что положено, а то, что хочется, – и будет тебе счастливая жизнь, полная приятных эмоций.
Другими словами – цитируя того же Серея Владимировича Шнурова: «Жить нужно в удовольствие, и не будет бед. Надо жить безбедно, жить и не тужить, что вкусно, то не вредно, а вредно грустным быть».
Именно этим и покупает слушателей группа «Ленинград». Плюнь на нормы, чувак, расслабься. Хочешь материться — матерись, хочешь вмазать — бухай, «Бабу будешь? Бабу буду!». Не парься — и все будет ништяк. И толпы замордованных корпоративной этикой менеджеров среднего звена, пуская слюни от удовольствия, многоголосо скандируют на концертах вместе с кумиром: «Вот такая х..ня, вот такая х..ня!!!». И счастливы, как дети, разукрасившие обои фломастерами.
Но одного фрейдийского попрания комплексов недостаточно – мало ли мальчиков из приличных семей матерятся на сцене, воспевая отродясь не виданные прелести мелко-уголовного существования, — вспомните группы «Кровосток» или «Лесоповал». Нет, если бы группа «Ленинград» просто парила слушателям мозги, сублимируя собственные комплексы, вероятность всенародного успеха была бы примерно та же, что и присутствие на концерте Шнурова московского мэра.
Здесь «деланность» не пройдет – учуют и проклянут.
Проповеди Карлсона неотразимы именно потому, что он предельно обаятелен и искренен. Шнурову верят, потому что он действительно так живет – не только на сцене, но и в реальности несет всех по матери, нажирается в синеву, требует у ОМОНа чебуреков и т.п. — список развлечений можете уточнить в той же книге Семеляка «Музыка для мужика».
Но искренность в этом не отменяет всего остального. На деле нет никакого противоречия между исповедуемым культом свободы («Для меня счастье – свобода, для тебя – Дисней Лэнд») и тем же корыстолюбием. Если уж повезло, и твое разгильдяйство приносит доход — грех этим не воспользоваться. Ведь и предтеча Сергея Владимировича к деньгам и ценностям относился на редкость рачительно и бережливо, если не сказать больше. Попробуйте-ка выцарапать у Карлсона пятиэревую монетку или заставить поделиться засахаренным орешком!
То же и с оголтелым самопиаром и разнузданным самомнением. Да, Шнуров написал уже порядка десяти песен про себя, любимого, а в зомбирующем ящике, похоже, поселился. Но ведь и Карлсона всенародная слава отнюдь не пугала – он был совсем не против оказаться в «этой коробке» в компании с симпатичной девушкой, а уж газету с собственной фотографией и полосной статьей про «летающий бочонок или спутник-шпион» встретил с неподдельным ликованием.
И вовсе не случайно именно на этом эпизоде мы и прощаемся с любителем булочек и курощения домомучительниц.
Старая и мудрая бабушка Линдгрен закрывает занавес вовремя, и мы расстаемся с Карлсоном накануне его всенародной славы, которой ему, очевидно, по-любому было не миновать.
Потому как дальше начинается совсем не детская история. От Карлсона, объявляющего номинантов проходящего в Стокгольме конкурса «Евровидение», юных читателей благоразумно избавили.
Отличие у наших фигурантов только одно. У сегодняшней реинкарнации Карлсона нет пропеллера.
Поэтому иногда он отодвигает стоящее на подоконнике блюдце с окурками, свешивает ноги наружу и воет в свинцовые питерские облака: «Мне бы, мне бы, мне бы в небо, здесь я был, а там я не был…».
Но это ненадолго. Канючащий Карлсон не нужен никому, поэтому после «Хлеба» всегда выходит «Аврора».