Цивилизация
Игорь Маркин в своем музее ART4.RU продолжает создавать собственную антологию русского искусства второй половины 20-го века. Со времени открытия (примерно год) в рамках выставочной программы музея были показаны графика Дмитрия Лиона, живопись Краснопевцева, инсталляции Кабакова, портреты Гороховского. Таким темпам и набору имен может позавидовать любой государственный музей.
Сейчас Маркин представил огромную коллекцию — около 700 работ — ранней графики Бориса Турецкого, одного из основоположников так называемого «предметного искусства», или в современной бренд-лексике — «русского поп-арта».
То ли присутствие произведений больших мастеров обязывает, то ли происходит неизбежное взросление, в любом случае, панк-анархистский стиль экспозиции постепенно сменяется на более профессиональный и даже изысканный, вполне соответствующий гордому званию «музей».
Так, например, под графику Турецкого, вопреки правилам «общаги», принятым в музее, был выделен отдельный зал. Несмотря на гигантское количество пусть и сравнительно небольших работ, организаторам удалось не просто разместить все в одном не очень просторном зале, но и выстроить динамику развития поисков художника по периодам и стилям и даже в каком-то смысле воссоздать его творческую лабораторию. Произошло это, прежде всего, благодаря изящному экспозиционному решению — пространство зала рассекает анфилада из стеклянных качелей, на которых размещена большая часть работ, а также, в первую очередь, благодаря концептуальной смелости куратора Ларисы Кашук и Игоря Маркина, которые разместили не избранные, субъективно удачные работы, а вылили на зрителя весь поток сознания художника во всей его тотальности, тяжести и давящей бездне.
На выставке представлены малоизвестные рисунки Турецкого 50–60-х годов, сделанные в основном на маленьких , тетрадного размера листах цветными карандашами, тушью и просто шариковой ручкой. Все работы подразделены на большие циклы: «Коммуналка», «Фигуратив», «Абстракция 1», «Абстракция-2» и 4 серии «Застолья». Хайдегер писал : «Пространство — не относится ли оно к тем первофеноменам, при встрече с которыми, по словам Гете, человека охватывает род испуга, чуть ли не ужаса?»
Турецкий постепенно погружается в этот ужас.
Самые ранние цветные карандашные портреты простых вещей, настольной лампы, фибрового чемодана, стакана, созданные в коммуналке, в которой художник поселился после переезда в Москву, постепенно сменяются их черно-белыми тенями и далее все больше погружаются во тьму. Жанровые сценки застолья, множась, заполняются штрихами, линиями, черточками до полного исчезновения в черном. Графика Турецкого чем-то сродни ранней поэзии Бродского, который пишет (кстати, не намного позже): «Вещи и люди окружают нас. И те, и эти терзают глаз. Лучше жить в темноте». Это крик бесконечного одиночества. У Турецкого этот крик выражается всенарастающей экспрессией, уходящей в абстракцию и дальше в черноту листа и разрыв бумаги, как разрыв плоти или души.
Все это действительно напоминает визуальные отпечатки души художника, который с середины 70-х почти на десять лет погружается в безумие. Но безумие, как известно, спутница гениальности. Турецкий сделал свои открытия параллельно с абстрактными экспрессионистами, опередил Сая Туомбли, создав собственную неповторимую пластику. Художник умер в 1997 году, став жертвой истории, географии и произвола жанровой классификации. Но относительно его наследия можно сказать опять же словами Бродского «...голос вещ, но не зловещ. Материя конечна. Но не вещь».
