Цивилизация
Принадлежит коллекция Марии Салиной и Сергею Кривошееву, миллиардеру, совладельцу аптечной сети «36,6». Состоит она из графики и скульптуры первой трети ХХ века, здесь собраны вещи, некогда принадлежавшие семьям художников, а также известным коллекционерам Николаю Харджиеву и Соломону Шустеру. <1> Профессиональна уже сама по себе идея собирать не во всех смыслах более яркую живопись, но графику и наиболее, может быть, чуждое современному зрителю искусство — скульптуру. В этой области более достижима хотя бы относительная полнота коллекции, ее репрезентативность. О достижимости этого за 10 с небольшим лет собирания в полной мере свидетельствует выставка, названная «От символизма к авангарду».
Это имя, верное по существу, кажется всё-таки не совсем правильно отражающим дух коллекции. Действительно, на выставке представлены мастера, относящиеся едва ли не ко всем «измам», которыми было столь богато русское искусство 1900-х — 1920-х — от символистов и мирискусников до корифеев лучизма и супрематизма. Однако получился не парад направлений, а емкий эскиз эпохи, ее цельный образ, где голоса ярких личностей сливаются в «шум времени». Может быть, в этом особенность представленной техники — графики и скульптуры, крайне разнообразных самих по себе, но всегда уступающих живописи по яркости, остроте, силе впечатления. Когда смотришь акварели, гуаши, пастели, рисунки <2> карандашом, углем и сангиной, скульптуры из глины, терракоты и дерева, больше думаешь не о разделявших замечательных художников «измах» с манифестами и программами, а об объединившей их эпохе, времени последнего подъема очень разного, но одинаково профессионального изобразительного искусства. Цельность — еще, может быть, потому, что «авангардисты» представлены также и работами, в которых признаки будущих «измов» можно углядеть только ретроспективно (пастели, гуашь и акварель Михаила Ларионова, например).
И снова задумываешься над тем, что искусство эпохи «авангарда» — плоть от плоти искусства эпохи «модерна», <3> хотя для одних революция стала новой ступенью творчества, а для других — его концом.
Пока же — на выставке — весь Ноев ковчег русского искусства уживается прекрасно. Дымчатый символизм Милиоти, Уткина и Фонвизина соседствует со «спичечными» рисунками Малевича и его последователей (несколько десятков листов!), мирискусническая «тоска по мировой культуре» — «Пальмира» Евгения Лансере, «Сильфиды» а-ля Дега его сестры Зинаиды Серебряковой — с эстетизированной «народностью» Билибина, таинственная Киммерия Богаевского — с грубоватой «Расеей» Бориса Григорьева (разнообразно и качественными работами, кстати сказать, представленного на выставке). Лучшими именами представлена и скульптура — Голубкина, Коненков, Эрьзя, Андреев. Последнему — известному, прежде всего, как автор памятника Гоголю в Москве (1904-1909), спрятанного советской властью во двор при Никитском бульваре, — принадлежит шедевр выставки, терракотовая скульптура «Самсон и Далила» (1906). Это мастерская игра в Ассирию и греческую архаику, в прямом смысле сплав Востока и Запада: шеду, обнимающий кору.
Ощущению единства способствует и удачное экспозиционное решение.
В первом зале преобладают цветные работы, гуаши и акварели, крупные скульптуры, во втором — несколько менее яркие (акварель, уголь, сангина), дальше, направо и налево, — почти одни рисунки. Ощущение депигментации и дематериализации усиливается тем, что залы выставки незаметно перетекают в пространства других экспозиций — с масляными картинами Тышлера и фотографиями авангарда. Из-за перепада яркости, контраста материалов — обострение восприятия эфемерности и хрупкости «первой трети». Кажется, еще один порыв ветра перемен — и графику прекрасной эпохи сдует навсегда.