Самого главного в этой истории нет. Любовный напиток, обнаженный меч, лежавший между одетыми любовниками, колония прокаженных, в которую король Марк выслал свою неверную жену Изольду, чтобы гниющие, проклятые Богом люди сделали ее своей, — всего этого в фильме нет. Это совсем другая история, настолько, что если бы она называлась «Мери и Джон» или «Мериадок и Брендизайк», то мало что потеряла бы.
После ухода римлян Англия разрознена, племена враждуют между собой, а Ирландия, сверхдержава VI века нашей эры, пользуется раздорами для того, чтобы брать тяжкую дань и убивать лучших сынов Англии. Отца Тристана, одного из таких вождей, убили во время налета, а Марк, который должен был стать верховным королем Англии, спас его сына, но потерял в бою правую руку. Он вырастил Тристана, который стал лучшим воином племени и впервые за много лет победил кровавых ирландских рейдеров, но пал жертвой яда.
Принца, приняв за мертвого, положили в погребальную лодку, на ней он без сознания доплыл до Ирландии, где его нашла и спасла Изольда, дочь кровавого ирландского тирана.
Там у них случился роман с сексом, беседы о феминизме и литературные чтения. Дальше история развивается столь же дико: Тристан выиграл руку Изольды на турнире, эдакой собачьей свадьбе, на которой ирландский король отдает свою дочь любому, кто тупым мечом переломает ноги остальным претендентам. Потом герой выясняет, что под вуалью — та самая дева, назвавшаяся ему вымышленным именем, отогревавшая его своим телом. Однако выиграл он ее не для себя.
И начинается самое интересное.
Бретонская легенда, которую пели северофранцузские трувэры в XII веке и записали для потомков стихами в XIII, была не про конфликт чувства и долга, а про конфликт долга и рока.
Отказавшись от этих тонкостей, как слишком сложных для среднего кинозрителя, сценарист Георгадис ввел другую линию — женской независимости. Отец хочет выдать Изольду замуж за лучшего воина своего королевства, двухметрового злобного монстра. Вместо того чтобы прыгать от радости, что ее дети тоже будут злобными стокилограммовыми храбрецами, она задает вопрос из ХХ века: «А меня кто-нибудь спросил? О моих чувствах подумал?» Явно книжек начиталась, то ли Шекспира, то ли Андреа Дворкин.
Так же загадочно развиваются события и в Корнуолле, где правит король Марк, что в оригинале значило «ослоухий».
Беспощадные кельтские воины подходят друг к другу, хлопают по плечу, говорят: «Послушай, Тристан, нам надо поговорить», — и пускаются в нудные беседы о наследовании и супружеской верности, которые были бы вполне уместны и в телесериале «Даллас».
«Тристана и Изольду» превратили в историю адюльтера, предательства и невыполнения долга: дочернего, сыновнего, женского, долга вассала перед сеньором. Изольда — дрянь, Тристан — предатель и подкаблучник, король Марк — безвольный рогоносец, у которого не хватает духу даже казнить предателей и отдать неверную жену прокаженным.
Это была бы по-своему удачная концепция, если бы создатели фильма не настаивали, что Тристан и Изольда — романтические герои. Романтика — это когда в посткоитальной неге под кустом он и она читают стихи.
Без книг романтика никуда не годится, поэтому Изольда читает Джона Донна, английского поэта XVII века.
Но вот удивительное дело, фильм-то, снятый породившим «Робина Гуда — принца воров» и «Водный мир» Кевином Рейнольдсом, очень красив. В него вложили кучу денег, и видно, на что они пошли. Снималась большая часть картины в Ирландии, в невероятно живописных местах. Тронный зал короля Ирландии — обогреваемая по-черному дыра. Красивы и герои: Джеймс Франко, Руфус Сьюелл, Дэвид О'Хара. Боевые сцены (будем честны, зачем еще ходить на такие фильмы?) не то чтобы изобретательны, как в «Трое», но вполне брутальны.
Эротические сцены столь же многочисленны, сколь и целомудренны: София Майлс ничего публике не показывает.
«Троя» была упомянута не случайно. Экранизируя «Илиаду», Вольфганг Петерсен, автор великолепного подводного триллера «Подводная лодка», выкинул из нее богов и одиннадцать лет осады и сделал красавицей Еленой, из-за которой гибли мужи и падали царства, страшноватую арийскую Брунгильду с квадратной челюстью. А Парис, после того как из истории вычли волю богов, стал просто капризным мальчишкой, нытиком и трусом, не знающим слова «нет». Фильм в прокате собрал меньше, чем было затрачено на съемки и рекламу.
«Тристан и Изольда» тоже провалился: в Штатах фильм собрал меньше $15 млн. Этот результат — прямое следствие кастрации сюжета. С самого начала приняв позицию извинения (слоган фильма: «До Ромео и Джульетты были Тристан и Изольда»), выбрав стратегию адаптации, выкинув из легенды все самое жестокое, самое абсурдное, то есть всю соль и мясо первого европейского романа, спродюсировавшие картину Тони и Ридли Скотт привели проект к творческой и финансовой неудаче.
Жаль, что никто опять не сделает из этого должных выводов.