Цивилизация
Мало кто сегодня в России верит в возможность прогресса. Слово «модернизация», кажется, окончательно забыто. Зато и либералы-западники, и почвенники-имперцы верят в теорию циклов. Смысл ее прост: ни одна реформа в России не была удачной, все попытки преобразовать страну тщетны, рано или поздно мы возвращаемся на круги своя — к Ивану Грозному, Сталину и опричному террору вместо НЭПа и гражданских свобод.
Разница лишь в интонации и оценках. Одни сокрушаются по поводу неизменности «русской матрицы», не способной развиваться вместе с остальным миром. Другие, наоборот, радуются несокрушимости родимого уклада, построенного на тотальной несвободе, имперских амбициях, сверхцентрализации управления и отсутствии конкуренции.
Модернизация России и правда не выглядит как прямая гладкая дорога, состоящая из одних побед. Начнем с того, что
долгое время Россия модернизации почти полностью избегала.
В XVII веке грянул первый общеевропейский кризис, который Эрик Хобсбаум и другие историки связывают с началом длительного, но необратимого процесса формирования современного общества, основанного на частной собственности, свободе и демократическом способе правления. Ответом Московии стало введение крепостного права и неограниченного самодержавия. Тем самым страна фактически отказалась от модернизации, заимствовав технические достижения развитых европейских стран, но проигнорировав их нормы и институты. Реформы Петра I, которые у нас принято описывать как исключительно модернизационные, лишь закрепили это положение.
На протяжении XVIII века и первой половины XIX века Российская империя оказалась в ситуации, когда ей просто не было нужды развиваться. Зерно, произведенное крепостным трудом, продавалось в Англию и другие все более развитые страны Западной Европы, в обмен на зерновые деньги правящий класс получал предметы роскоши, бесправное население влачило тягло, а необъятная территория и большая сухопутная крестьянская армия страховали от какой-либо реальной угрозы внешнего завоевания.
Попутно Россия воспользовалась правилом «перехода силы», захватив восточноевропейские земли своих некогда могущественных соседей — Швеции, Польши и Османской империи. Однако столкновение с коалицией стран Западной Европы в ходе Крымской войны середины XIX века показало неэффективность избежавшей модернизации российской системы и, как следствие, крайнюю ограниченность российского влияния на международной арене.
Собственно,
только после тогдашнего крымского поражения Россия была впервые вынуждена по-настоящему заняться собственной модернизацией.
Чуть более половины столетия, прошедшие между отменой крепостного права в 1861 году и революцией 1917 года, при всех известных попытках поворота вспять, коренным образом изменили страну, создав предпосылки для развития институтов современного демократического общества.
Впрочем, и здесь, как известно, все шло далеко не просто. Эпоха Великих реформ Александра II, давших миллионам русских людей личную свободу, основы земского самоуправления, суд присяжных и гласность в прессе, в 1880-х сменилась эпохой жесточайшей реакции, благодаря которой слово «погром» вошло в английский и другие языки мира как один из зловещих символов российского деспотизма.
Однако «консервативной утопии» архитектора тогдашних контрреформ Константина Победоносцева запущенные процессы развития остановить уже не удалось. Под «совиными крылами» монархистов-охранителей продолжали строиться железные дороги и расти города, в последнее десятилетие XIX века Россия пережила довольно существенный промышленный подъем, страна окончательно стала частью европейской и мировой экономической системы, так что в начале XX века до нас впервые докатился очередной экономический кризис.
Впрочем, причиной революции 1905 года стал не он, а полное несоответствие архаичной политической структуры старых аристократических семейств во главе с «хозяином земли русской» и продолжающего расти и развиваться общества коммерсантов, банкиров, заводчиков, адвокатов, профессоров, студентов и промышленных рабочих.
Первая русская революция ударила на фоне наметившегося посткризисного экономического роста и неудачной военной авантюры на Тихом океане. Но главной причиной стало упорное нежелание старой военно-бюрократической элиты менять политическую структуру в пользу большей свободы и открытости.
Напомним старую, но, увы, не потерявшую актуальности мысль Ричарда Пайпса:
все революции в России были в первую очередь платой за слишком поздно начатые и досрочно свернутые реформы.
Революция февраля 1917 года, приведшая к установлению в России первой республики и объявившая о созыве Учредительного собрания, завершилась великой октябрьской катастрофой. Последующая Гражданская война и большевистский террор не только уничтожили все ростки демократических институтов и свобод, но и вырвали нашу страну из мира. Никогда Россия не походила на тюрьму народов так сильно, как во времена СССР.
Те, кому повезло выжить в годы массового голода и террора, составили в итоге новую общность — «советский народ».
Апологеты так называемого красного проекта любят говорить о специфическом пути модернизации, который-де пережила Россия под властью коммунистов. Однако мне ближе мнение Анатолия Вишневского о том, что в большинстве случаев это была ложная модернизация, полностью исключавшая возможность формирования того современного общества, которое продолжало развиваться в Европе, Америке и других частях свободного мира.
Не важно, какой курс провозглашали партия и правительство — очередной НЭП, когда можно было вздохнуть чуть свободнее и поднакопить жирок, или «военный коммунизм» с закручиванием гаек и выжиманием последних соков из народа, — в советской России продолжала править одна партийная диктатура, исключавшая какую-либо реальную свободу что в политике, что в экономике.
Это была не модернизация, а лишь ее видимость. Советский Союз за «железным занавесом», как ранее крепостная Россия, безжалостно использовал природный и демографический потенциал страны, оставив после себя миллионы погибших, пустые деревни в центре России, ржавеющие, никому не нужные заводские коробки и котлованы неоконченных «строек века» в усталых урбанистических монстрах на месте городов.
Новым шансом на возвращение России на путь модернизации стали перестройка и последующие радикальные рыночные реформы 1990-х. Примерно 120 лет спустя после освобождения от крепостного права России было предложено измениться коренным образом, вернувшись в мировую экономику и построив наконец политическую структуру, отвечающую уровню современного развитого государства.
Авторов тех реформ сегодня принято жестоко критиковать.
При всей радикальности предпринятых шагов тогда, увы, не удалось демонтировать старую советскую систему госаппарата и тайной полиции.
Не было создано альтернативы старым имперско-советским идеологическим клише, никто не уделял должного внимания развитию политических институтов демократии. Да и сами экономические реформы оказались не во всем последовательными и далеко не завершенными.
Как результат — реакция. Самая настоящая, как ее описывают в хороших учебниках истории. Сначала робкая, на фоне нефтяного счастья «нулевых», а в последние годы все более остервенелая. Особенно трудным оказался прошедший год. Растоптано почти все, что было достигнуто за последние десятилетия. Страна окунулась в шовинистический угар такой мощи, что, кажется, недалеко уже до времен «черной сотни» и сталинской борьбы с космополитизмом. Дойдет ли до этого? Накал ненависти на ТВ столь чудовищный, что ничего нельзя исключать. Однако эта статья все-таки про другой, куда более желательный сценарий.
Перестройка и последующие реформы Гайдара, кажется, все-таки сделали главное: полностью вырвать Россию из мира, как это сделали большевики, сегодня вряд ли получится.
«Военный коммунизм» в чистом виде в России сегодня невозможен, потому что людских ресурсов для трудармии больше нет: почти всех сожрали на предыдущих циклах экстенсивного развития.
И деньги вряд ли отменят, заменив хлебными карточками для народа и пайками для номенклатуры. Слишком уж мы за эти десятилетия привыкли к деньгам.
Да, как бы ни был специфичен постсоветский крупный бизнес, голос главного бухгалтера для хозяина обычно значит все-таки чуть больше, чем голос начальника охраны. В нашей общей корпорации «Россия», судя по всему, продолжает действовать схожее правило. И у тех, кто еще не разучился считать деньги, рекомендации могут быть только две: во-первых, прекратить все опасные авантюры, во-вторых, срочно найти возможности, чтобы восполнить нанесенный материальный ущерб. Последнее возможно только за счет возобновления структурных реформ в сфере экономики.
В наступающем году перестройке, начатой Михаилом Горбачевым в 1985 году, исполнится уже 30 лет. Чем будем отмечать приближающийся юбилей?
Может быть, назревшей уже давно новой перестройкой? Кто знает, до чего дойдет наша экономика в марте.
В уходящем году мы вдоволь насладились ожившими образами позднего застойного СССР: Олимпиада, исполнение «интернационального долга» в соседней стране, сбитый Boeing, безымянные цинковые гробы, истерика телепропагандистов, когда-то боровшихся с «фашистским» Израилем (кто не помнит, сионистов советские комментаторы иначе как с нацистами не сравнивали), а теперь вот с распявшими младенца «жидобандеровцами».
Но разве мы не помним, чем все это тогда закончилось? Сегодня, слава богу, я покупаю израильскую редиску и морковь в супермаркете, значит, есть шанс и украинское сало когда-нибудь к нам вернется. Благо и дипломатические отношения, и безвизовый режим у нас по-прежнему что с Израилем, что с Украиной.
Те, кто сравнивает сегодняшнюю Россию то ли с 1981, то ли с 1984 годом, не должны забывать: потом все равно был 1985-й, не говоря уже о 1989-м и 1991-м. Не спорю, скорее всего, будет трудно. Но модернизация для нас по-прежнему возможна. Так, может быть, доведем однажды начатое дело до конца? Давно пора.
