Цивилизация
Большинство россиян хотят вернуться в СССР или жить как в Китае, но рискуют оказаться в Венесуэле с долгой и суровой русской зимой. Остановить этот негативный сценарий способно только возвращение полноценного диалога власти и общества.
59% россиян считают, что стране нужны «решительные, полномасштабные перемены», еще 31% предлагает ограничиться «незначительными изменениями», и только 8% уверены, что «никаких перемен не нужно, пусть остается все, как есть». Таковы недавно обнародованные результаты исследования, проведенного Московским центром Карнеги. Авторы доклада «Мы ждем перемен-2» отмечают, что за последние год-два «выросло число и сторонников радикальных изменений, и тех, кто поддерживает идею постепенной трансформации системы».
Если посмотреть на конкретные цифры, то число симпатизантов больших перемен в России с лета 2017 года выросло на 17%, притом что заметно сократилось число нежелающих что-либо менять, а затрудняющиеся с ответом вообще оказались в пределах статистической погрешности.
Казалось бы, хорошая новость, особенно для так называемой «внесистемной оппозиции». Тем более, что 53% опрошенных высказались в поддержку утверждения, что перемены в нашей стране возможны «только при условии серьезных изменений политической системы», и еще 34% рассчитывают на возможность перемен при сохранении существующих порядков.
По мнению самих авторов доклада, «результаты опроса свидетельствуют о том, что общество, не стремясь к революции, тем не менее готово к переменам, прежде всего социально-экономическим, но и управленческим и политическим, и хотело бы подтолкнуть к ним государство». Более того, «если стремление к политическим изменениям будет нарастать с такой же скоростью, как в последние два года, очень скоро может обнаружиться массовый спрос на политические свободы и политический выбор».
Очень вероятно, что этот прогноз правильный. Однако большой вопрос, во имя чего, в пользу какой новой политической и социально-экономической системы этот выбор будет сделан?
К сожалению, данные исследования рисуют нелегкую и не слишком ясную перспективу возможных грядущих перемен. Первый сюрприз состоит в том, кто именно и какого рода перемен ждет в сегодняшней России. Оказывается, радикальных перемен больше всего хотят респонденты возрастной категории 40―54 года (63%) с низким потребительским статусом, которым едва хватает на еду (66%), живущие в средних городах (60%), а не в Москве, где число сторонников перемен ниже, чем по стране в целом.
Главных требований с большим отрывом от остальных вариантов, по сути, два: повысить зарплаты, пенсии, уровень жизни и остановить рост цен. Тот факт, что первое в экономике плохо совместимо со вторым и чревато венесуэльским сценарием, т.е. одновременно гиперинфляцией и возвращением тотального дефицита, данную категорию наших граждан не беспокоит.
Как считают в основном малообеспеченные люди с образованием ниже среднего, России следует ориентироваться на свой собственный опыт, под которым, вероятнее всего, понимаются возвращение к советским практикам управления.
Три четверти опрошенных россиян убеждены, что государство должно активно вмешиваться в экономику и регулировать цены.
При этом две трети респондентов не верят в то, что могут повлиять на ход преобразований в стране. Также две трети ответили, что тех, кто способен предложить привлекательный план перемен, среди российских политиков нет вовсе (31%), либо затруднились с ответом (30%). Только 16% по-прежнему верят в то, что на это способен действующий президент, остальные известные политики пользуются еще меньшим доверием.
Пожалуй, давно у нас не было такой вопиющей неопределенности, такого политического вакуума, который при сильном желании может заполнить кто угодно.
Есть, впрочем, другая немногочисленная, но активная группа, настроенная менее радикально, но тоже желающая перемен. В основном это достаточно молодые, образованные и обеспеченные, которые хотели бы отмены санкций (10%), улучшения отношений с Западом (9%), свободных и честных выборов (9%), обеспечения независимости судов (8%). Интересно, что те же 9% образованных и обеспеченных хотели бы, чтобы жизнь в России строилась по образцу Швеции. И только 5% россиян желают гарантий права частной собственности и ограничения влияния силовиков.
То есть по всей стране, в основном в Москве и других крупных городах, живет не более 10% населения, более-менее ориентированных на европейские леволиберальные или социал-демократические ценности. Однако, как отмечается в докладе, именно среди этих граждан активного возраста, самых образованных и обеспеченных, больше людей с опытом различной гражданской активности.
Итак, три основных силы, три основных актора готовятся к схватке за перемены и само будущее России. Во-первых, в настроениях широких народных масс все еще доминирует сталинско-брежневское агрессивно-послушное большинство. В последнее десятилетие это подавляющее большинство служило базой поддержки действующей власти, но теперь, как видно, все больше задумывается о «новом царе». В целом это крайне деструктивная и темная сила, пассивная и легко манипулируемая, способная стать добычей очередного опасного популиста.
Во-вторых, существующая в России власть по-прежнему очень сильна, не утратила поддержки значительной части населения и не собирается сдавать своих позиций. Эта власть, как никогда, наверное, в российской истории представлена в основном выходцами из «простого народа», сосредоточившими в своих руках колоссальные богатства и влияние. На фоне московских протестов 2012 года они окончательно сделали ставку на консерватизм и популистскую риторику, а после присоединения Крыма на короткое время завоевали безоглядное обожание масс. Однако сейчас эта сделка перестает работать, нужно придумывать что-то новое.
Наконец, существует третья сила — молодые, образованные и достаточно обеспеченные жители крупных городов. Они не так многочисленны, как хотелось бы, но зато они лучше других организованы, имеют все больший опыт гражданской солидарности и активизма, представляют наиболее творческую и продуктивную часть российского общества. Трудно сказать, могут ли они рассчитывать на успех. Хорошо известно только одно: все более-менее успешные моменты отечественной истории последнего столетия происходили лишь тогда, когда этому критически мыслящему меньшинству удавалось подчинить себе вечно серое и ограниченное большинство.
«Критически мыслящие личности» — в российской политике этот термин настолько старый, что многие его успели подзабыть. Тем не менее, это меньшинство существует и продолжает действовать на русской политической сцене с 70-х, если не с 60-х годов XIX века. Представители именно этого узкого слоя устраивали первые демонстрации, издавали независимые от властей газеты и журналы, создавали общественные организации и партии, участвовали в выборах и работе Государственной Думы первых созывов.
Царский режим относился к этому меньшинству с огромным недоверием, предпочитая заигрывать с темными черносотенными инстинктами народных масс, но в итоге проиграл, доведя себя и страну до катастрофы. Отказ от диалога с тогдашней интеллигенцией в пользу «консервативной утопии» Победоносцева в конечном итоге привел Николая II сначала к кровопролитию 1905-го, а затем и к окончательному краху в 1917 году.
Этот трагический опыт служит печальным уроком для всех последующих политических поколений в России. Неслучайно 1990-е, первое десятилетие новой возрожденной российской государственности, стало временем тесного сотрудничества тогдашнего Кремля и динамичного образованного меньшинства, активно поддержавшего необходимые стране радикальные экономические реформы. Плоды этого сотрудничества на ниве реформаторства заложили основы уверенного роста в первое десятилетие правления Владимира Путина и еще десять лет страхуют нас от серьезных провалов в сфере экономики.
Либерально-консервативный консенсус 90-х на самом деле оформил конституционный строй современной России, основные положения которого остаются неизменными с тех самых пор.
Возможно ли, если не возвращение к сотрудничеству, то для начала хотя бы возобновление нормального диалога между Кремлем и критически мыслящим меньшинством? Пока все наоборот: репрессии усиливаются, причем в первую очередь против сторонников мирных протестов. Хотя куда более реальная угроза существующим порядкам зреет, как мы видим, совсем с другой стороны.
Между тем, во-первых, не стоит забывать, что едва ли не главная отличительная черта людей в сегодняшней российской власти — для них нет ничего невозможного, им доступно в принципе все, любой поворот. Во-вторых, современные молодые и образованные протестующие слои общества настроены куда менее радикально и агрессивно, чем их предшественники 100 и 150 лет назад. Это показывает и последнее исследование.
Горький опыт России состоит в том, что революции, по крайней мере, у нас, не ведут ни к чему, кроме крови, нищеты и нового дна архаики.
Значит, предпосылки для восстановления диалога власти и общества все же имеются. Здесь, конечно, все зависит от способности сторон извлекать уроки из собственного и чужого опыта, честности в отстаивании своей позиции и готовности к компромиссам. Плохой сценарий известен и уже неплохо виден — в один самый неподходящий момент явятся пока никому неведомые, но уже где-то вызревающие популисты и своими разрушительными действиями опрокинут страну в очередную пропасть. Хороший сценарий пока неясен, но его возможность зависит сейчас от двух сторон — власти и критически мыслящего меньшинства. Чем меньше диалога будет между ними, тем сильнее вероятность новой катастрофы и для тех, и для других.
