Цивилизация
Так и потерял эту выписку: читал однажды книгу (если бы помнить, чью) про писательский метод Диккенса и там нашел описание октябрьского эля. Викторианский октябрьский эль — это не просто напиток, чтобы просто надраться им, нет. В октябрьском эле должно быть все: случайные мухи, веточки, упавшие с сада; может быть, еще горькие сожаления и пыль.
Выписки я не сделал, о чем горько сожалею, зато потянув за одну ниточку, из других книг и статей узнал много нового про иные веточки и других мух английской литературы.
Так, например, выяснилось, что садистские методы воспитания девочек, описанные Шарлоттой Бронте и тем же Чарльзом Диккенсом, совсем не сгущенные полувыдумки либерально настроенных романистов. Диккенс даже переодевался (в кого он переодевался, в лекции умолчали, надеюсь, не в женское платье) и ездил расследовать в провинцию какой-то особо жестокий инцидент телесного наказания в женской школе.
Что он там мог нового узнать? Что дети в закрытых заведениях беззащитны? Так это не было ни для кого тайной. Порка была естественным и довольно частым наказанием.
«Пожалеешь розгу — испортишь ребенка». «Холостяк с двумя сыновьями ищет строгую гувернантку, которая не погнушается поркой». Правда, это все относилось к мальчикам. Девочек пороть не рекомендовалось. В девочке порка, по мнению физиологов, развивала излишнюю чувственность. (Sic!)
Поэтому девочке связывали руки и сажали в темную тесную комнату (обычно кладовку или стенной шкаф). Наказание не знало маркировки определенным сословием, так наказывали даже принцесс. Ребенок — существо тьмы. Из тьмы пришел, во тьме и сидит. Неслучайно в нравоучительных книжках того времени детская смертность была абсолютно стопроцентной: там умирали все. Разница состояла только в том, что одни, умерев, отправлялись в рай, другие — в вечный чулан, где сполохи тьмы разряжают не смешивающиеся с тьмой всполохи красного света.
Но чуланы были не только у них, викторианских детей, есть они и у нас. Только теперь чуланы ярко освещены.
Это должно было случиться.
Эмбер Хёрд, уже несколько лет судившаяся со своим бывшим мужем Джонни Деппом, неожиданно сама стала обвиняемой. Из женщины, выступающей против домашнего насилия, она сама стала абьюзером.
В Сеть слиты аудиозаписи их разговора, доказывающие, что мужа Эмбер поколачивала. Не зря Шарлотта Бронте была сподвижницей феминистического движения в литературе. Бей, милая. Как писал поэт Вознесенский.
Бей, женщина! Бей, милая! Бей, мстящая!
Вмажь майонезом лысому в подтяжках.
Бей, женщина! Массируй им мордасы!
За все твои грядущие матрасы.
В общем, Эмбер Хёрд оторвалась на своем муже по заветам Вознесенского по полной. Джонни Депп от нее даже убегал. Прикрывая голову.
Зато теперь празднует всенародную американскую поддержку. Twitter за Деппа, Facebook за Деппа, все за Деппа: раннее обвиненный в насилии актер купается в словах горячего одобрения, а бывшая недавняя жертва получает девятый вал негатива и цунами язвительных поношений со всех сторон.
Она даже не отрицает в опубликованных записях того факта, что именно она колотила Деппа. А ее насмешки над тем, как Депп трусливо от нее убегал, звучат теперь как реплики из сериала «Декстер».
Возможно, Джек Воробей вообще скоро будет официально признан первым мужчиной, пострадавшим от домашнего насилия.
Вот тебе и осенние мухи в эле, вот тебе и веточки, упавшие с сада. Вот тебе и чулан, на который направили райский прожектор.
... Недавно прочел в интернете, что нет ничего более интимного, чем обычная морозилка. Та, которая есть у всех в холодильнике и в которую мы никому не разрешаем заглянуть. В этой морозилке — все самое стыдное для нас, все самое потаенное. Чем мы запасались, какие десятые пельмени туда упихивали, а они лезли, шурша целлофаном, наружу, выскальзывая одним пельменем; какой фарш, уже не вполне свежий, однажды в состоянии солнечного затмения заморозили; какие ягоды у нас там во время случайного отключения электричества подтаяли и теперь похожи на страшный маньяческий кровавый ледник.
Все наши тайны, все проигранные возможности, все слабости (здравствуй, чекушка водки, запрятанная за упаковку магазинных говяжьих котлет у задней стенки), все небрежности, все наши неумелости, вся скупость, вся неспособность хоть с чем-то, смеясь, расстаться.
Все это — тут.
Поэтому, если вы хотите проверить, ваш ли человек рядом или нет, пишет Евгения Плихина, автор этого, мной недавно прочитанного поста, «не ходите в кино и не ездите смотреть на «безумный закат над рекой» (это еще успеется), а просто пригласите на втором свидании мужчину в гости».
— Мне нужно тебе что-то показать, — скажете вы и с этими словами и откроете морозилку.
И тут главное — слушать.
Любые вопросы, типа «зачем ты мне это все показываешь?», любые фразы «зачем же тебе столько пельменей?» — это все мимо. Человек, это говорящий, не ваш, не тот.
Ваш человек постоит немного перед открытым вправо зевом морозилки и вдруг скажет: «Хм. Кажется, это пророс лук. Точно он! Давай выбросим?»
И тогда, как советует автор, скорее его целуйте. Вот он, ваш человек: он прошел испытание.
Потому что нам нужны не абьюзеры, не защитники, не Диккенс и не Шарлотта Бронте. Нам нужен человек, который выведет нас из нашей темной комнаты (морозилка, она ведь тоже темная), развяжет нам руки и примет нас такими, какие мы есть. Со всеми нашими глупостями, хозяйственными фиаско, случайными веточками, мухами, упавшими с сада, горькими сожалениями и обязательной неотвратимой пылью. Куда ж без нее.
