Цивилизация
Загадочная, как средневековая европейская икона, кинодива Грета Гарбо купила пистолет, чтобы убить Гитлера.
В марте 1940 года она написала одному из своих друзей: «Когда наступит мир, я хочу больше всего вернуться домой и не сниматься. О новой картине я и думать не могу». Мир не наступил, Гитлера она не убила. Но такое желание у нее было.
«Гитлер был моим поклонником, — сказала она однажды. — Он часто писал мне и много раз приглашал в Германию. Мне следовало бы поехать туда, прихватив пистолет в сумочке. Я могла бы убить его очень легко. Ведь я была единственным человеком, которого не осмелились бы обыскать».
В марте 1940 года вообще происходило много печальных событий. Например, именно тогда Лаврентий Берия предложил Иосифу Сталину расстрелять польских военнопленных офицеров, что позже и случилось. Этот «катынский расстрел» сильно испортил отношения между СССР и Польшей.
В марте же 1940 года Гитлер встретился с Муссолини на Бреннерском перевале.
А Грета Гарбо, повторюсь, думала о пистолете.
Однако пистолет не выстрелил. Жанны д'Арк из Греты Гарбо не вышло. Роль Жанны Грета не сыграла ни в жизни, ни на сцене. Из нее даже Шарлоты Корде не получилось. Потом она очень сожалела об этом.
Победил Гитлера «стриженый народ». Русские, украинцы, белорусы, евреи, грузины и другие народы Советской империи.
Поглядеть — и впрямь — ребята!
Как, по правде, желторот,
Холостой ли он, женатый,
Этот стриженый народ.
<…>
Мимо их висков вихрастых,
Возле их мальчишьих глаз
Смерть в бою свистела часто
И минет ли в этот раз?
Так в своем «Теркине» написал Александр Твардовский. Впрочем, про то, что советский стриженый народ заставляли летать в гробах, он не написал. Это не в упрек. Просто не написал. У поэмы свои законы. Однако на гробах летали.
Именно эти слова сказал советский летчик-ас, военачальник, генерал-лейтенант авиации и Герой Советского Союза Павел Васильевич Рычагов прямо на военном совете в лицо Сталину. На этой встрече шла речь о большой аварийности в авиации. Рычагов, когда ему дали слово, встал и сказал:
— Аварийность и будет большая, потому что вы заставляете нас летать на гробах!
Далее цитата: «Это было совершенно неожиданно для всех, наступила абсолютная тишина... Все ждали, что скажет Сталин. Он некоторое время молчал, а затем сказал медленно и тихо, не повышая голоса:
— Вы не должны были так сказать! Заседание закрывается».
Потом Рычагов был арестован, его пытали, унижали, избивали резиновыми палками. «Арестованных били резиновой палкой, и при этом они, естественно, охали и стонали». Говорят, даже следователи помочились на него и оставили лежать в зловонной жиже.
Конрад Лоренц, чью книгу о внутривидовой агрессии я читал и люблю, сам оказался фашистом. (Сюрприз!) Его даже лишили в 2015 году почетной докторской степени зоолога в Зальцбургском университете. Посмертно. Хотя, какой он фашист, еще большой вопрос, и свое он уже отсидел.
Дело в том, что в 1944 году при отступлении германской армии Конрад Лоренц, призванный туда в качестве врача, попал в плен и оказался в лагере для военнопленных в Армении. Где и провел шесть лет. Там он, кстати, и научился есть скорпионов (белковой пищи, знаете ли, не хватало). Оказалось, что ядовит у скорпионов только хвост, так что брюшко можно есть даже без специальной обработки. Что фашист Конрад Лоренц и делал. Умел заодно понять, какой хвост ящерицы содержит воду.
Потом и написал уже упомянутую книгу о насилии. Внутри вида. Много, видимо, повидал.
А начался весь этот ад со вскрытия гробницы Тимура Тамерлана накануне войны.
Как и обещала легенда, одна его нога оказалась короче другой. Впрочем, легенда обещала и что-то похлеще хромоногости. «Кто вскроет могилу Тамерлана, тот выпустит дух страшной войны наружу», — говорила через века она. Что ж. Пророчество сбылось. Вторая мировая война началась.
Постучи кулачком — я открою.
Я тебе открывала всегда.
Я теперь за высокой горою,
За пустыней, за ветром и зноем,
Но тебя не предам никогда...
Твоего я не слышала стона.
Хлеба ты у меня не просил.
Принеси же мне ветку клена
Или просто травинок зеленых,
Как ты прошлой весной приносил.
Принеси же мне горсточку чистой,
Нашей невской студеной воды,
И с головки твоей золотистой
Я кровавые смою следы.
Это стихотворение, адресованное «Вале», написала Анна Ахматова. Она посвятила его соседу по квартире в Фонтанном доме Вале Смирнову. Мальчик умер от голода во время блокады.
Тут смущает только одно. При чем здесь кровавые следы, если мальчик умер от голода? Но духу Тамерлана не до таких частностей.
А вот Лидии Чуковской (на долгий срок с перерывом поверенной во многие тайны и дела Ахматовой помощнице и секретарю) всегда до них. Она вспоминает о стихотворении, посвященном памяти Вали Смирнова, погибшего во время бомбардировки Ленинграда, следующее: это о мальчиках Смирновых Вале и маленьком Вове, «которого почему-то называли Шакаликом», — соседях Ахматовой по квартире в Фонтанном доме.
«А.А. их очень любила.
Когда во время войны, в эвакуации, в Ташкенте, до Анны Андреевны дошли слухи, будто один из них — Вова — умер, она посвятила его памяти стихотворение «Постучись кулачком — я открою...» (На самом деле умер от голода не Вова, а Валя)» (Чуковская Л.К. Записки об Анне Ахматовой).
Что Вова, что Валя — Ахматовой и Тамерлану все равно.
И вот я разговариваю со своей подругой Катериной К. об этом. И вдруг она вспоминает.
— Слушайте, — говорит.
…В Воротниковский переулок пришла повестка, деда-геолога призвали в ополчение. Тогда вся Москва ушла в ополчение, а оставшиеся в городе дежурили по очереди на крышах, гася «зажигалки». Или бежали в метро, заслышав сирены.
Юная бабушка с пятилетним отцом осталась в городе одна — многочисленную родню к этому моменту разметало по стране. Прадед и старшие дедовы братья были в лагере. Вернее, прадед к тому моменту уже погиб, но об этом станет известно лишь в 55-м году. Известно, что произошло с московским ополчением — не обученными, плохо вооруженными, растерянными, брошенными на произвол судьбы горожанами. В то время погибло более 90% призванных.
— И моя бабушка тоже получила похоронное извещение о гибели деда, похоронку, — говорит Екатерина К.
— А дальше? – спрашиваю я.
— Ну а что дальше? Поплакала, заперевшись в ванной, маленькому моему отцу ничего не сказала, стала собираться к отъезду. Она была удивительным человеком — с одной стороны изящная, даже несколько манерная барышня, но внутри нее всегда жил какой-то железный дровосек. И вот этот дровосек с чемоданом быстро собранных вещей и ребенком отправился на вокзал, плохо представляя, куда ему, дровосеку, дальше. Но ее целью была Средняя Азия, где в поселке Исфара жили бабушкина мать и сестры, уехавшие туда перед войной. На вокзале было глухо. Бабушке сказали, что последний идущий на Юг поезд забит до отказа теми, кому посчастливилось получить броню. И тут начались чудеса.
Бабушка потом рассказывала, что в такие моменты ее сознание начисто отключалось и действовала она под влиянием мгновенных озарений. Она подошла к закрытым кассам и постучала в забитое окно. Фанерка на окне отодвинулась, на нее изумленно смотрела билетная тетка. Бабушка автоматически попросила у тетки две литеры на поезд до Ростова. Тетка так же автоматически протянула ей билеты, сказав только, что вещи придется оставить.
Бабушка передала маленького папу через окошко кому-то из пассажиров, а сама буквально ввернулась в человеческий ком, там же все стояли, как сельди в боке, в тамбуре.
В Ростове должна была быть пересадка, следующий поезд был только через два дня. Где-то за городом — у бабушки был наспех записанный адрес — жили знакомые.
Ранним утром из-за толчеи и неразберихи уехать с вокзала было невозможно. Но люди на какой-то подводе, оказалось, ехали в направлении, указанном в записке. Предложили подвезти ребенка и единственный ее чемодан.
И тогда что-то явно хранило нас всех. Трудно все это считать случайностью, в такие моменты виден некий сценарий. Божий, не Божий, я знаю, вы этого не любите. Но сценарий был.
В общем, бабушка отдала мальчика и все вещи незнакомцам, а через несколько часов, оказавшись сама в доме знакомых, увидела маленького папу спокойно спящим. Они доехали до Исфары, встретились с родными, устроились. Потом бабушка стала работать в школе. А папа так и не знал, что его отца уже нет, и все спрашивал о нем. Ну вы же понимаете. Маленький!
И все ждал он его, папу своего, ждал. С минуты на минуту. И дождался.
Дети в это время играли во дворе, а бабушка развешивала белье после стирки. На улице появился небольшой караван усталых людей — это из партии возвращалась геологическая экспедиция. И вдруг мальчик, мой будущий отец, бросился к этому каравану, крича: «Папа, папа пришел!»
Бабушка, сильно заплакав (ну вы знаете, так бывает: сразу слезы градом — не можешь их сдержать, а хочешь), кинулась за ним и вдруг застыла. К ней подходил грязный, измученный, заросший, но вполне узнаваемый живой ее муж.
Чудеса имеют реальную, объяснимую сущность, верьте мне! Дело в том, что в последний момент командование получило директиву: всех геологов, призванных в ополчение, срочно отправить на поиск стратегически важных ископаемых. Дед занимался бокситами, необходимыми для производства алюминия. Вот его и послали. Не под пули, не в виде пушечного мяса бросаться на огонь противника, не летать, как эти несчастные, на гробах — а в экспедицию.
Его прямо с призывного пункта отправили на поезде в Среднюю Азию, где ему предстояло провести несколько лет в розыскных партиях. Он не успел дать знать родным, что с ним произошло, написал, только уже оказавшись на месте, и письма его бабушке не дошли, она в тот момент уже тоже была далеко. В Узбекистане. И вот — в конце — такое чудо. Почти воскрешение.
На этих словах Екатерина К. замолчала.
А я подумал. Что убит, что не убит — похоронке все равно. Она просто приходит. Даже если врет.
Грета, Грета, почему же ты не убила Гитлера?
