Цивилизация
<9>Исторические параллели — проклятие нашего времени, поскольку они мешают рациональному анализу социальных и политических процессов. Когда кто-то начинает говорить, что 2014 год — это тот же самый 1914-й или что какой-то политический режим стремится прямиком к новому нацизму, — значит пора прекращать слушать. То же самое лучше сделать, когда вам советуют почитать Достоевского, чтобы по-настоящему понять «русскую душу».
Пора перестать принимать всерьез шутку Карла Маркса: история не повторяется дважды — ни как трагедия, ни как фарс. Поскольку исторических фактов бессчетное множество, то поразительные сходства между событиями прошлых лет и сегодняшним днем основаны либо на магии чисел — 1914/2014, — либо на акцентировании одних явлений и игнорировании других.
Главный грех исторического параллелизма в том, что он отрицает развитие. Этот тип мышления оперирует средневековым понятием «колеса фортуны» — символа повторяемости и неизменности.
Тот тип мышления, который отрицает течение времени, фетишизирует пространство и считает географию неизбежным предопределением судьбы.
Люди, которых возмущает сравнение политических систем России и Венесуэлы, при этом рады сравнить современную Россию с Россией Ивана Грозного, Николая II или Сталина — эпохами, которые не имеют ничего общего с нашим временем ни экономически, ни культурно, ни социально.
Так как же быть с нынешней столетней годовщиной революций, уничтоживших Российскую империю, и модным поиском ключей к разгадке современной России? Чтобы распутать эти исторические параллели, имеет смысл исследовать базовый состав российского общества тогда и сейчас через анализ демографических тенденций — помня при этом, что демография влияет, но не определяет политические процессы.
Сравнивая демографические данные России 2016 года и российских территорий империи в 1917-м, мы видим два основных тренда, сформировавших XX век: старение населения и урбанизацию.
Средний возраст российского гражданина сегодня — 39 лет. В 1917 году средний возраст жителя Петрограда составлял 19 лет. В 1885 году в России насчитывалось 11,6 млн жителей городов, и за 30 лет — к 1914 году — эта цифра удвоилась и составила 23,2 млн. В 1940 году городское население СССР составляло уже 60,6 млн человек, а в 1956 году — 87 млн. То есть за 40 лет 54 млн человек переехали из деревни в город. К концу 1950-х городское население сравнялось с сельским.
Урбанизация была отличительной чертой эпохи, превратившей аграрные социумы в современные индустриальные. Мрачным сопровождением этого процесса стали мировые войны невиданного доселе размаха и свойства. В них соединилось стремление к геноциду в духе Чингисхана и новинки военной индустрии, способные уничтожить миллионы жизней. Молодые люди, которые хотели подняться по социальной лестнице, переехав из деревни в город, могли играть две роли: как двигателей прогресса, так и шестеренок тоталитарных машин репрессий, как это было в России и Китае.
В современной российской демографической пирамиде видны впадины, которые повторяются каждые 20–25 лет. Это следы того кошмара, которым был для России XX век. Это прежде всего человеческие потери Второй мировой, но также и Гражданская война, коллективизация, многочисленные волны геноцида и организованного голода. Если сравнить современные демографические пирамиды бывших советских республик, вы увидите картину, похожую на российскую пирамиду, но с немного сглаженными краями.
Согласно Росстату, российской статистической службе, сегодня 74,4% россиян живут в городах. Сельская Россия, Россия крестьянства, стала достоянием фольклора.
Учитывая состояние транспорта и дорожной инфраструктуры, логично утверждать, что страна сегодня состоит из 15 городов и их агломераций, между которыми более или менее пустые пространства.
Но есть два исключения: сельскохозяйственные регионы юга России и национальные республики Северного Кавказа. Любопытно, что эти регионы также отличаются особой политической культурой и электоральным поведением, отличающимся от центральной и северной России, а также Сибири.
С точки зрения этнического состава, если мы сравним результаты переписи населения РСФСР (так Россия официально называлась в советские времена) 1991 года и последнюю перепись РФ 2010 года, то увидим постепенную консолидацию русского этноса. Нерусские иудео-христианские этнические группы численно снижаются или исчезают. Российских евреев, немцев, даже украинцев и белорусов стало гораздо меньше в 2010 году, чем в было 1991-м. Единственное исключение — армяне.
В то же время налицо заметный прирост этнических групп, которые можно обобщенно определить как мусульманские: азербайджанцев, татар, кавказских народов. Сильно огрубляя, можно сказать, что в современной России есть две группы населения неравного размера, при этом с разной демографической динамикой: это обобщенный русский и обобщенный исламский народы.
При этом важно помнить, что эти условные «народы» не являются ни «сообществами», ни даже «этническими группами»: между казанскими татарами и чеченцами мало общего, да и «русские» россияне чрезвычайно разнообразны.
Разумеется, эти статистические данные — легкая пища для разного рода политического катастрофизма. Они могут быть использованы в целях националистической пропаганды типа «Давайте провозгласим мононациональное государство, пока еще не поздно» или «Русские вымирают, а вместо них будут одни кавказцы».
На самом деле Россия никак особенно заметно не вымирает, уровень рождаемости остается умеренно низким, но сравнимым со средним уровнем других стран, схожих по экономическому развитию и социальной структуре.
Изучая демографическую пирамиду 2016 года, мы видим не просто старое, а стареющее население с возрастающим преобладанием женщин по мере продвижения вверх по возрастной шкале. Дело в различии средней ожидаемой продолжительности жизни между полами: мужчины умирают раньше, и, начиная с 55 лет, гендерное неравенство становится все более очевидным. Последние 15 лет продолжительность жизни медленно росла. Тем не менее, согласно данным Росстата от 2016 года, средняя ожидаемая продолжительность жизни российских мужчин все еще шокирующе низкая — 66,5 года. Тот же показатель для российских женщин — почти пристойные 77 лет.
Настоящая демографическая проблема России — не низкая рождаемость, а ранняя смертность, особенно среди мужского населения.
Она практически полностью вызвана преодолимыми социальными причинами: это алкоголизм, ДТП, насильственные преступления, обширное тюремное население, а также излечимые заболевания, прежде всего сердечно-сосудистые.
В современной России нет и намека на явление, которое демографы называют «молодежный навес» — диспропорционально большая численность людей 15–25 лет в демографической пирамиде. Этот «молодежный навес» был очень заметен в демографической пирамиде Германии 1933 года, когда Гитлер был назначен канцлером. В России этот «бугор» был заметен, пусть и в более умеренной форме, в 1927 году.
Вместо этого сегодня мы видим то, что можно назвать «молодежным провалом»: группы населения моложе страты 25–29 лет явно малочисленны, что объясняется демографической ямой начала 90-х. Последующая страта 15–19-летних еще меньше. Это следствие низкой рождаемости второй половины 90-х и начала нулевых годов.
C 2002 года уровень рождаемости постепенно растет, и в основании нашей пирамиды мы видим два «кирпича» приличного размера — россияне 10-летнего возраста и младше. Их участие в политической жизни еще впереди.
Что означает такая демографическая картина для политического развития страны? Помня, что демография влияет, но не определяет политические процессы, представляется возможным выявить некоторые тенденции.
Женщины 45 лет и старше становятся преобладающей социальной группой в России, и это создает импульс для переключения политической повестки на социальные ценности — здравоохранение, образование, комфортная среда. Это заметно контрастирует с приоритетами официального бюджета, сфокусированного на безопасности, вооруженных силах и дорогостоящих внешнеполитических приключениях.
Принимающая решения правящая бюрократия в России состоит преимущественно из мужчин в возрасте 60 лет и старше, происходящих из военных и правоохранительных структур и спецслужб. Их ценности и интересы вовсе не так, как им самим кажется, схожи с целями и интересами большинства российских граждан.
Демография — важный фактор, влияющий на вероятность авторитарного тренда. Плохая демография — не приговор, но вместе с тем «молодежный навес» коррелируется с предрасположенностью социума к насилию.
Когда большинству населения страны за 40, протесты с большей вероятностью будут мирными и легальными. В то же время стареющее население никак не влияет на риск военного переворота — другое проклятие полуавторитарных режимов без рабочего механизма передачи власти.
Пока молодые люди ходят на демонстрации, люди постарше идут на выборы. Голосуя, пожилое население дает властям необходимые результаты, а также соглашается признавать эти результаты легитимными.
Последнее важно для политической системы, существенно зависящей от фальсификаций и использования «административного ресурса» в деле увеличения явки и достижения желаемых результатов голосования. Если молодые россияне не голосуют и не интересуются предвыборной кампанией и ее результатами, это размывает легитимность выборов, делая протестную активность более привлекательным вариантом.
Грядущая поколенческая яма, происходящая из-за сравнительно небольшого количества родившихся в 90-е и ранние нулевые, которые сейчас вступают в фертильный возраст, поддерживает необходимость замещать дефицит рабочей силы мигрантами. Это неизбежно сформирует основу для продолжающегося политического напряжения на следующие 15–20 лет.
В долгосрочной перспективе продолжается процесс ультраурбанизации, которая приближает Россию к вышеописанной картине «15 больших городов с пустотой между ними». Эти города — Москва, Санкт-Петербург, Новосибирск, Екатеринбург, Нижний Новгород, Казань, Челябинск, Омск, Самара, Ростов-на-Дону, Уфа, Красноярск, Пермь, Воронеж и Волгоград. Их догоняют также Краснодар, Саратов и Тюмень.
Города индустриальной Сибири — Тюмень, Красноярск, Томск, Новосибирск — и города юга России и Северного Кавказа — Махачкала, Краснодар, Ростов-на-Дону — показывают самый стабильный рост населения в последние годы как за счет роста рождаемости, так и миграции.
Эти 15–18 городов и прилегающие территории, обслуживающие их, неизбежно будут бороться за то, чтобы быть и источниками, и центрами политической власти. Это прямо противоречит сложившейся политической системе, в которой почти полностью отменены прямые выборы мэров, разрушены права и финансовая независимость муниципалитетов и которая борется за поддержание хотя бы видимости «вертикали власти», опирающейся всей своей тяжестью на региональные власти. Тех, в свою очередь, держит под контролем централизованная бюджетная система и угроза уголовного преследования.
Изменчивая демографическая динамика и уровень миграции вместе усилят различия в национальном составе между разными регионами России, а также между малыми городами и мегаполисами. Центральные русские территории становятся все более этнически русскими (причем местные города демонстрируют спад населения), в то время как большие города представляют знакомую всему миру картину национального и религиозного разнообразия.
По сравнению с Нью-Йорком или Лондоном даже Москва пока выглядит как почти мононациональный и однозначно монорасовый город.
Но эта ситуация будет меняться в ближайшие десятилетия. Уже сегодня тот факт, что мэр Москвы родом с Дальнего Севера, а его заместитель — из Татарстана, является причиной для определенного политического недовольства. А в будущем мы увидим людей из Казахстана, Киргизии и других частей Центральной Азии, которые будут стремиться строить административную и политическую карьеру в Москве.
Сегодняшнее социальное напряжение часто вызвано недоверием среднего россиянина как к гастарбайтерам в городах, так и к представителям нерусского населения, работающим в администрациях, судах и полиции.
В обозримом будущем описанные этнические сдвиги повысят это напряжение до опасных уровней, если только оно не будет поглощено и кооптировано работающими политическими институтами, осмысленной публичной политикой и плюралистическими СМИ — а не обострено и эксплуатировано близорукой пропагандой государственных медиа, а также монополистической правящей элитой, которая противостоит попыткам молодых поколений, стремящихся к власти, прийти ей на смену.
