Цивилизация
«Старуха сослала меня в бухгалтерию, – сообщила Шура, – но я вырвалась на свободу». Помните эту чудесную женщину из фильма «Служебный роман»? Профсоюзницу-активистку, которая на венок живому Бубликову деньги собирала? Сыгравшая ее Людмила Иванова рассказывала, как после смерти советской власти люди Шуру стали считать положительной героиней, а на творческих встречах с актрисой подходили и благодарили, отождествляя персонаж и актрису: «Спасибо, Шурочка, за то, что вы наших детей в пионерские лагеря отправляли! За то, что собирали деньги на юбилеи, на похороны. Теперь о нас никто не заботится…»
В позднее советское время каждое предприятие было для своих работников чем-то вроде отца родного.
Профком, завком или военком – в общем, в зависимости от рода службы любой человек (а неработающих тогда не было) находился под опекой служебных инстанций. Дать ли квартиру, путевку, продуктовый заказ, отправить ли на экскурсию, на лечение – решали специально выделенные люди. То есть советский человек вполне добровольно поручал свою жизнь другим людям, полностью доверяя им свои права вплоть до времени похода на флюорографию.
Государство обещало гражданину при соблюдении им правил подчинения полное обслуживание. Не будем сейчас о качестве, допустим, все было отличным – или, по крайней мере, сносным. Да, жили по четыре человека в номере санатория – но и ничего, не развалились, а на море съездили… Да, ели манную кашу и яйцо вареное на завтрак, зато за копейки – профком оплачивал 70% цены путевки. Ну и какие-никакие спортивные залы, тренировки, профилактории и детские лагеря – разве не все для человека? И довольный человек радостно соглашался быть пестуемым ребенком в системе государственного опекунства.
Но вот система рухнула, и гражданину сказали: знаешь, живи-ка ты сам по себе.
Никто больше не подгонит тебе автобус к проходной, чтобы в обязательном порядке отвезти на экскурсию по Золотому кольцу.
Хочешь в Ростов Великий – пожалуйста, пойди в турагентство, купи путевку или сам закажи гостиницу, отдав за это заработанные деньги. Или можешь их пропить, никто слова не скажет. Или можешь их копить, или открыть бизнес, или сдохнуть под забором – решай сам.
Вот это «решай сам» и есть самое страшное. Дело ведь не в том, что детей не на что отправить в лагерь, средства для отдыха и развития ребенка здоровый и инициативный родитель при желании всегда найдет. Вопрос именно в том, что теперь это твое личное дело, вот что непривычно и пугающе.
Хочу подчеркнуть, что речь идет не об инвалидах, одиноких стариках или других социально уязвленных категориях. Нет,
взрослые, вполне дееспособные люди почувствовали свое внезапное социальное одиночество и до сих пор живут с этой травмой.
Как демобилизованный военный, который привык, что за него все решает командование, чувствует себя некомфортно на «гражданке», так население целой страны, освободившейся от коммунистической идеологии, немедленно почувствовало себя сиротой. Государство было родителем, строгим, скупым, порой жестоким, порой неразумным, но все же по-своему баловало и опекало. И вдруг – на тебе, свобода, отдельно существуем, никто не говорит ни как думать, ни куда ехать. Страшно, одиноко, заброшенно чувствуют себя граждане. Худо им. Непривычно. Сбиваются хоть под корпоративный колпак, лишь бы вновь почувствовать себя маленькими и слабенькими.
В свежем опросе Левада-центра на вопрос, как должно быть устроено общество, в котором вы хотели бы жить, 75% ответили, что «власть должна заботиться о людях». И только 25% считают, что «люди должны иметь возможность добиваться от власти того, что им нужно». А на предложение гарантии нормальной зарплаты и приличной пенсии в обмен на отказ от свободы слова и права свободно ездить за границу полным согласием ответили 16%, еще 26% скорее согласны и только 20% не согласились категорически. Кстати, примерно так же отвечали и в 2002 году, и в 2008-м, и в 2013-м. А вот с тем, что «государство должно запрещать книги и фильмы, которые оскорбляют нравственность», согласилось аж 44% населения, и только 17% считают, что «человек должен сам решать, что ему читать и смотреть», что, впрочем, тоже не новость: так же люди отвечали и в 2002-м, и в 2007-м, и в 2010-м. А в 2013-м таких было даже больше – 53%.
Быть самостоятельным и сильным в России не принято. То есть, конечно, очень хочется, но куда больше распространена странная гордость от сознания собственной непрактичности: я, дескать, такой весь бескорыстный, такой нерасторопный, меня кто угодно обманет. И конечно, обязательно возникает поведение «от противного», когда человек настолько уверен в агрессивном и неприязненном отношении к нему мира и общества, что сам становится агрессором, «чтобы не затоптали».
В результате
мы живем в стране брошенных детей. Вне зависимости от возраста, материального положения, степени образования основная масса населения до сих пор ждет, что их кто-нибудь снова возьмет на ручки.
Не важно, кто будет этот благодетель, лишь бы снова принял на себя функции взрослого. Помню, как еще в школьные годы меня удивила фраза из романа «Анна Каренина», где речь шла об обещании народа, призвавшего варягов во власть: «Княжите и владейте нами. Мы радостно обещаем полную покорность. Весь труд, все унижения, все жертвы мы берем на себя; но не мы судим и решаем».
Мне тогда – очень хорошо это помню – внезапно стало ясно, какой труд на самом деле «судить и решать». Именно труд, а не только почетная обязанность. Но от такого труда и шарахаемся мы в России, как черт от ладана.
Часть из нас благодарна высшей власти за любые усилия по освобождению нас от права решать. Другая часть охотно критикует тех, кто принимает решения, ничего не пропустит без осуждения. Но и те и другие сами решать ничего не хотят, а уж если и возьмутся, то только так, чтобы не нести за это никакой ответственности.
С этой особенностью связан, кстати, и синдром плохого поведения на бытовом уровне: нам все кажется, что придет кто-то взрослый и уберет за нами на наших свалках, в запущенных подъездах, на разбитых улицах. Надерет уши, но поправит. А когда он не приходит, назло тому, кто так и не появился, этому отсутствующему родителю, мы готовы окончательно распоясаться: ах вы так – ну мы вам тогда такое устроим, просто вот хоть шарахнем по движимым и недвижимым целям из чего-то сверхсекретного… Будете знать!
Потому что мы-то сами ничего не знаем и знать не хотим, ну ее, ответственность и самостоятельность, далась она нам. Пусть лучше кто-то придет и соберет с нас по рублю, ну ладно, по пяти, да, в конце концов, пусть все возьмет, но только не нам решать и за это отвечать.
