Цивилизация
Когда минувшей осенью Минкульт открыл сведения о кинокомпаниях-должниках, получивших от государства деньги на съемки фильмов и не отчитавшихся в нужной форме, стало понятно, что без скандалов тут не обойдется. Общественность мало интересуют задолженности в сельском хозяйстве или металлургии, строительстве и даже цифровизации. Но известные фамилии кинематографистов и их фильмы, которые можно обсудить и оценить — другое дело.
Скорее, удивляет, что говорили тогда об этом немного, хотя анализ самой структуры полученных средств очень интересен. Но сведения о том, что лидер проката, сверхуспешный фильм студии ТРИТЭ Никиты Михалкова «Движение вверх», получил 400 млн рублей невозвратных субсидий, не так легко проанализировать: тут нужно множество данных, сравнений, исследование расходов на рекламу, на продвижение, на долю телеканала. В общем, профессиональные знания и усилия.
Зато сейчас конфликт стал яснее.
Неважно, сколько компания получила от государства денег. И уж тем более неважно, возвратит ли она обратно в отрасль полученное — пусть не прямо, а следующими фильмами. Важно, соблюдены ли сроки и условия договора.
Если нет — никакие заслуги режиссера и качество фильма не помогут, и даже не Минкульт в этом виноват: ему Счетная палата и контролирующие органы велят. Что делать, такие правила.
Когда в 2009 году продюсер Сергей Сельянов, инициатор проекта государственного финансирования коммерческого кинопроизводства, пришел к Владиславу Суркову, который тогда курировал внутреннюю политику в администрации президента, в кармане был один аргумент — фильм «Брат».
Это успех «Брата», его героя Данилы Багрова, ставшего реальным национальным героем, убедил нынешнего президента в необходимости государственной поддержки не новаторского, авторского искусства, а самых массовых форм.
Кино ему было подано как объединяющий, цементирующий население в единую нацию механизм, и это понравилось. Путин, который тогда был премьером, лично проводил совещания по кино — ожидая рождения индустрии, способной соперничать с Голливудом. То, что сам «Брат» был независимым авторским фильмом, не акцентировалось.
Индустрия, надо признать, появилась. В этом Путина не обманули. Конечно, индустрия особая, местная, со своими специфическими свойствами, но техническое качество кинопроизводства реально выросло. Многие специальные задачи научились решать, воспитали кадры. Но национальных мифов так и не появилось: Данила Багров остался последним героем.
Никакие победные сборы, увеличение доли в прокате, о которых бодро рапортовали в Минкульте, не привели к созданию пантеона новых российских героев — ни спортсмены, ни космонавты, ни танкисты, ни даже 28 панфиловцев не смогли удержать внимание. Про завоевать любовь я и не заикаюсь.
Почему — вопрос интересный и с финансами связанный.
Большой бюджет открывает технические возможности и закрывает возможность рискованных и оригинальных решений. Поэтому все кассовые фильмы сделаны по старым лекалам. И даже имея хороший прокат, они не становятся культурным достоянием.
Получить казенные деньги на фильм приятно, но это опасный инструмент. Государство не финансирует фильм полностью. Как правило, его доля составляет от 40- 50%, редко 60%, остальное — частные инвестиции, привлеченные продюсером средства. К тому же субсидии бывают как безвозвратные, так и с возвратом.
Знакомый молодой продюсер, получив в Фонде сколько-то миллионов рублей и сняв вполне симпатичный, но никак не заинтересовавший кинотеатры фильм, с ужасом жаловался, что теперь у него требуют деньги назад. А денег нет, и что делать. «Дурак, — отозвался о нем продюсер опытный, — должен был понимать, что заработать фильмом в прокате практически невозможно, безвозвратные субсидии покроют убыток, а кредиты на кино, даже беспроцентные — это опасно».
История с фильмом Сергея Дворцевого «Айка», которая сейчас обсуждается, еще интереснее. У государства Дворцевой получил меньше треть бюджета. 28 млн рублей на безвозвратной основе. Фильм снят, показан в Канне, получил отличную прессу, прокатился по десятку фестивалей, попал в лонг-лист «Оскара», но — сдали его с опозданием. Режиссер ссылался на объективные причины: фильм авторский, нужно было дождаться нужной погоды, потом умер один из продюсеров, потом были другие обстоятельства, про которые Дворцевой честно рапортовал в Минкульт.
Но неумолима логика бюджетного отчета: не сдал в срок — плати штраф в семь миллионов. А их нет и взять негде, гонорар Дворцевого как продюсера, режиссера и автора сценария — всего три миллиона. Но если не платить штраф — будет возбуждено уголовное дело. Заработать на прокате авторскому кино невозможно, в кинотеатрах у нас его не берут, а если и берут, не смотрят: прокат ориентирован на хиты. На телевидении это тем более не нужно, у нас не Европа — драму мигрантки из Киргизии показывать не интересно.
Известный всем режиссер «Ассы» Сергей Соловьев тоже попал в должники — он планировал снимать в Нормандии фильм про эротические опыты двух юных девушек в начале ХХ века, накануне великих перемен. Проект обещал быть громким, Пьер Ришар дал согласие сниматься. Только денег не было. Наконец, в 2009 году Минкульт выделил 25 млн рублей, остальное надеялись найти у партнеров, но грянул кризис, съемки так и не начались.
В итоге Минкульт требует вернуть почти 35 млн — вместе со штрафами. Идут суды, арестованы счета компании, Соловьев получил инсульт.
Обычные зрители, платящие за свою ипотеку, вряд ли посочувствуют кинодеятелям, столь опрометчиво связавшимся с государством. Их позиция известна — а нечего было одалживаться. Но давайте посмотрим, к каким последствиям для кинопроизводства приведет такая строгость.
Андрей Звягинцев уже сейчас не может найти продюсера на свой новый фильм. Этот — сегодня самый известный в мире российский режиссер — снимает долго, тщательно и дорого. Дорого не в том смысле, что берет себе большой гонорар, а просто много тратит на создание выразительной картинки. Сценарий нового фильма всем нравится. Но, подсчитывая расходы, продюсеры понимают, что смотреть его в России не будут.
Предыдущая картина Звягинцева «Нелюбовь», прокат которой был, по нынешним меркам авторского кино, очень успешным, принесла аж 100 млн рублей сборов. Считаем: половина кинотеатрам, остается 50 млн, еще минус 25 % прокатной компании, и вот продюсеры получают от проката 25 млн рублей, то есть кукиш. Даже во Франции, где эта картина шла как иностранная, ограниченным прокатом, с титрами, она собрала столько же. Государственных денег, кстати, в последних фильмах Звягинцева нет.
Случаи Звягинцева и Дворцевого ясно показывают, что для авторского кино в России наступили плохие времена.
Художественное качество перестает быть ценностью — и для государства, и для публики. К неявной политической цензуре прибавляется явная финансовая.
Если компания большая, то взяв у государства деньги — обычно сумму куда более значительную, чем Дворцевой, — она может работать параллельно над другими проектами. В большом хозяйстве перекрутиться проще. Но для небольших независимых компаний любой форс-мажор может стать фатальным.
Чем грозит штрафная политика большим проектам с коммерческим потенциалом?
Вот, например, «Викинг» — на него было потрачено 613 млн невозвратных субсидий и еще 113 млн возвратных рублей при общем бюджете в 1,2 млрд рублей. Производство заняло почти шесть лет, это едва ли не самый известный кинодолгострой. В прокате он собрал примерно столько же, сколько потратили на производство, то есть — не окупился. Отзывы о нем весьма сомнительные. Но продюсерам он обошелся всего в 600 млн рублей. Эти расходы компания «Дирекция кино», аффилированная с Первым каналом, себе вернула.
На «Союз спасения» тоже получена сумма, сильно превышающая те, что достаются другим компаниям — 400 млн рублей безвозвратных субсидий и 100 млн возвратных при официальном бюджете в 800 млн рублей. Фильм не добрал в прокате и до этой суммы, но благодаря дотациям убытка компания не понесет.
Так что для крупных проектов, при условии зеленого коридора в прокате, помощь из бюджета становится реальной подушкой безопасности, а при соблюдения правил финансовой дисциплины, что для больших компаний не так сложно, это весьма выгодно. Российское кино существует не по правилам арифметики: тут нужна высшая математика.
Когда-то давно, в первые годы правления Ельцина, в России была принята — по западному образцу — налоговая амнистия на инвестиции в кино. Жуликоватые российские предприниматели тут же освоили схему: они находили продюсера, вручали ему на фильм, к примеру, 100 рублей, и просили обратно, наличными, вернуть 70. На оставшиеся у продюсера 30 рублей он мог снять кино, а мог и просто взять их себе. Так что льготу быстро отменили, но поскольку в стране не было современных кинотеатров, вернуть вложенные в кино деньги никто реально не смог бы. Пришлось бюджету взять финансирование кино на себя.
Когда кинотеатры построили — на частные деньги — выяснилось, что национальные фильмы зрители смотреть в них не очень хотят, а норовят ломануться на голливудские хиты. Тогда государство решило их подвинуть, чтобы очистить место российским. За которые уплачено из казны.
Кинотеатры закричали, что без мировых хитов они немедленно разорятся, потому что отечественное кино известно где, и даже Бондарчук с «Вторжениями» уже не такой молодец.
Кинотеатры у нас в основном частные, если кто не знает.
Так что получается как в сказке про волка, козу и капусту. Если не финансировать — а ежегодно государство выделяет на производство фильмов более 5 миллиардов рублей — то индустрия попросту сомлеет. Без протекционизма редкий фильм способен вернуть вложенное: таковы условия местного рынка, который еще и украинской публики лишился. А без своего большого национального кино великой державе как-то неловко. С другой стороны, на сегодня компании должны государству 447 497 830 рублей. Немало, но это за несколько лет набежало, и, в общем-то, бюджету нанесен не столь большой ущерб.
По-хозяйски надо было бы разобраться: где мошенничество и злой умысел — тех наказать, где разгильдяйство и легковерие — тем больше не давать, а где объективные обстоятельства — тех простить.
Но финансовые условия таковы, что никакой гибкий дифференцированный подход невозможен — есть правила, и они выше здравого смысла. Поменять же правила невозможно или мучительно тяжело. Это вам не Конституция.
