Есть в Костромской области деревня Дорофеево, где летом живут одни дачники, а зимой не живет никто. Когда-то, говорят, большая была деревня. Теперь заросла, осталось несколько домов и дорога из нее ведет в никуда. Но стоит среди высокой травы памятник погибшим в войне. И, что удивительно, указаны на нем не только фамилии солдат, но и даты рождения и даты смерти. Шесть из 17 «пропали без вести».
Пропали три Беляевых. Владимир Иванович 1897 года рождения, Степан Васильевич 1923 года, Василий Степанович 1914 года рождения. Все в 1944 году: один в январе, другой в мае, третий в июле. Похоже, что все они погибли в концлагере: именно в 1944 году советское командование получило информацию о пленных, но разглашать ее тогда было запрещено, и всех умерших или убитых в концлагерях записывали пропавшими без вести.
Кем приходятся друг другу эти Беляевы? В деревнях сплошь родня, но были ли они членами одной семьи или только дальними родственниками? Пропал без вести и Виноградов Владимир Евгеньевич 1910 года рождения, исчезнувший в январе 1942-го, а в марте 1944-го канул в безвестность Голубцов Павел Федорович 1911 года рождения. Отец и сын Жубриковы, Анисим Григорьевич, 1899 года, рядовой, и Павел Анисимович, 1923 года, сержант, пропали соответственно в ноябре 1941-го и в апреле 1944-го. Соколов Николай Петрович пропал в декабре 1943-го, а было ему восемнадцать лет. В июне 1942 года исчез Шилов Василий Григорьевич, 1902 года.
Количество рядовых, о которых нет никакой информации, в СССР было очень велико. По некоторым сведениям, их около пяти миллионов, по другим — три с половиной.
Сама по себе эта разница цифр изумляет: какое же полное равнодушие к человеческой жизни – миллионом больше, миллионом меньше…В побежденной нами Германии цифры точны до десятка...
Мы привыкли к собственному равнодушию. Но одно дело — абстрактные миллионы, и совсем другое — реальные отдельные жизни. Вот стою я среди конкретной старой деревеньки, где еще сохранились остатки изб, в которых жили знакомые мне люди, и понимаю, что отсюда ушли на войну реальные живые мужики. Некоторые вернулись, их детей я знаю, другие погибли, а шестеро — исчезли. Статистика поражает. Среди 17 погибших треть оказались пропавшими без вести.
Стала искать и на сайте «Память народа», нашла Беляева Владимира. К информации «о герое» приложен скан документа: список составлен в Семеновском райвоенкомате в августе 1946 года. В этом списке — 83 человека, все они призваны в Красную армию через этот сельский РВК, и о каждом написано — «из личной беседы предположительно пропал без вести».
Несколько заполненных граф: когда призван, год и место рождения (все здешние, названия деревень знакомые, хотя многих уже и нет, стерты укрупнениями, объединениями, оптимизацией), в графе «компрометирующие сведения» — прочерк. Имя родственника: жены, матери, однажды — отца, чтобы было кому сообщить в случае чего. И еще — «когда оборвалась связь». То есть, когда родня в последний раз получила письмо.
На бумаге гриф «секретно», документ разрешили обнародовать только в 2006 году. Тайну хранили 60 лет.
Николая Соколова и Анисима Жубрикова нашла в других списках этого же семеновского РВК, один 1946 года, из 41 фамилии, другой из 47, сделан в июне 1947 года. Из шести пропавших солдат деревни Дорофеево мне на сайтах Минобороны удалось найти только троих.
Насколько я поняла, если о солдате не было известий после конца войны, родственники обращались в военкомат, а там — как сложится. Могли выдать справки, что пропал без вести, а могли и отказать. А если обращаться было некому, солдат просто исчезал.
Неучтенных было огромное количество: иногда ротами погибали с вместе командирами, и некому было составить рапорт о потерях, иногда уходили в разведку без документов и не возвращались.
Те, кто занимается сегодня захоронениями в местах больших боев, рассказывают, как часто останки находят без всяких опознавательных знаков, (медальоны были далеко не у всех, их то вводили, то отменяли, а книжка красноармейца, если она и была, истлевала быстро). Ну или снаряд попал: тогда никто не понимал, сколько человек погибли при взрыве.
Понятно, что на войне бывает всякое, но вот после войны… Может, война у нас потому никак не и закончится, что мы не похоронили своих солдат? Так и ездят по дорогам дураки на мерседесах с надписью «трофей из Берлина»?
А ведь неизвестные солдаты, памятники которым стоят у нас повсюду, это не просто безымянные воины. Это их дети-сироты, которые так и не узнали, что случилось с отцом. Это жены, которые не понимали, вдовы ли они, матери, не знавшие, за здравие или за упокой ставить свечку.
Надо сказать, что сразу после начала войны, еще недели не прошло, вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР от 27 июня 1941 года. В нем сказано, что «семьи убитых, умерших или пропавших без вести военнослужащих продолжают получать установленное им пособие впредь до назначения им пенсии».
Казалось бы, пропавших без вести указ приравнивает к убитым и умершим. Но не все так просто. Хотя 4 июня 1943 года вышло Постановление Совнаркома СССР «О льготах для семей военнослужащих, погибших и без вести пропавших на фронтах Отечественной войны», где статус без вести пропавших вновь подтверждался, по факту, чтобы признать солдата официально пропавшим без вести, его отсутствия было недостаточно. Мало ли куда он мог деться, отвечали в военкоматах. Может, он дезертировал и сейчас живет себе припеваючи. Или сдался в плен и остался у немецкой вдовушки? Или просто не вернулся к семье, а у нас нет данных о демобилизации.
Но когда видишь памятник мужикам одной деревни, мысль о том, что шестеро из 17 оказались предателями или беглецами, перестает убеждать. Просто никто их не считал, рядовых красноармейцев, отправленных со всей страны сначала на сборные пункты, а потом на передовую. Но, допустим, в военкомат поступало сообщение о пропавшем без вести — если командование после боя недосчиталось солдат, а тела не были найдены, по истечении установленного срока их включали в рапорт о потерях. Таким «счастливцам» присылали извещение, на основании которого детям и иждивенцам полагалась пенсия, как в указе и было обещано.
Правда, детям убитых платили 200 рублей, а детям пропавших без вести — 12 рублей в сельской местности и 30 в городе. Вот такая разница. Потому что погибший мертв, а пропавший без вести — неизвестно. Может, еще вернется.
Шли годы, страна оправлялась от войны, и вот, наконец, спустя 70 лет, наступило признание. Власти официально заявили, что дети пропавших без вести тоже могут получить денежную компенсацию, «как члены семьи погибшего на фронте в период ВОВ 1941-1945 г.г. при исполнении обязанностей военной службы военнослужащего». Правда, для того, чтобы пропавшего без вести сочли погибшим, нужно обратиться в суд с заявлением, в качестве доказательства приобщить извещение из военкомата о пропаже без вести на фронте, и тогда суд признает факт смерти. Не сразу, но шанс есть. Некоторые, кстати, обращались, даже не ради денег, а просто, чтобы иметь право сказать, что их отец или дед погиб на Великой Отечественной. Но это единицы из миллионов.
Буквально на этой неделе волонтеры из проекта «Возвращение имени», созданного при Минобороны Абхазии, сообщили, что найдены сведения о гибели еще 398 солдат, считавшихся до сих пор пропавшими без вести. Они были узниками фашистских концлагерей. Эти данные были переданы российскому военному архиву из США. А вот переданная советскому командованию информация 1944 года, когда началось освобождение территорий Литвы, Румынии, Польши, была засекречена. И о погибших в немецких концлагерях, как и в советских колониях и трудовых батальонах НКВД, родственникам не сообщали.
Ситуация уникальная — в европейских странах все убитые давно посчитаны, там нет этого сомнительного состояния между жизнью и смертью.
Во многом, считают специалисты, вопрос признания человека погибшим связан с необходимостью решить имущественные вопросы, наследования. В СССР же, по отсутствию имущества, и нужды этой не было.
Хотя и тут появилась зацепка — оказывается, у многих солдат были вкладные книжки Госбанка, на которые перечислялась зарплата. Невеликая, особенно у рядовых, но все же деньги. О возможности вернуть вклады родным еще в 2011 году заявил Михаил Черепанов, заведующий Музеем Великой Отечественной войны в Казанском Кремле, поисковик. По его данным, эти вклады до сих пор хранятся на счету Полевого учреждения Красноармейское, оно не ликвидировано, и можно получить это наследство. Ну или хоть информацию — но по запросу, само ведомство ничего публиковать не собирается, охраняет тайну вклада. Частному лицу этот путь не одолеть. Нужно доказать, что книжка была и что хозяин погиб.
Но проблема в том и состоит, что признать всех пропавших без вести погибшими автоматически Минобороны не может: нет полномочий, а судебная процедура за давностью лет выглядит профанацией. То, что не может сделать частное лицо и не в состоянии государство, могли бы взять на себя общественные организации. Но обществу не до того, поэтому судьбами пропавших без вести занимаются немногочисленные добровольцы, у которых зачастую энтузиазма больше, чем навыков и возможностей.
Так что отсутствие гражданского общества ощущается буквально на каждом шагу. Честно сказать, я не доискалась, кто же поставил тот памятник, так отличающийся от других братских могил наших мест, где список погибших никаких сведений не содержит. Возможно, что и памятник, и список — дело рук гражданина Финляндии, женатого на русской женщине. Они приезжают сюда летом каждый год, и их усадебка сильно отличается от местных дач ухоженностью и аккуратностью.
2020 год в России объявлен «Годом Памяти и Славы». Было бы отлично в честь этого громкого величия хотя бы подсчитать наши потери. Пока в стране существуют призраки, официально не признанные погибшими, странно так громко гордиться своей памятью.