Цивилизация
Оттепель, шестидесятые — время, когда многие из ныне живущих себя уже помнили, а некоторые даже и вполне действовали, но при этом все же прошлое, и довольно давнее.
Оттепель сейчас очень активно востребована культурой, в одной Москве зимой открылись аж три художественные выставки искусства оттепели, на главном федеральном канале только что вышел новый сериал, а мы еще помним тот, что был снят по книге Аксенова, про поэтов. Ну и конечно, сериал продюсера «Оптимистов» Валерия Тодоровского «Оттепель» мы тоже помним: «Я думала, это весна, а это…»
Собственно, фильм Тодоровского «Стиляги» и его же сериал по киношников положили начало новому отечественному ретростилю — обаятельным фантазиям на тему времени, музыкально-танцевально-декоративным.
Мне, кстати, очень понравились и «Стиляги», и «Оттепель», это были явные и безусловные удачи, сколько бы о них ни спорили, ни упрекали за исторические неточности. Уточню лишь, что, по сути, они были стилизацией не 60-х, а середины пятидесятых, последнего вздоха большого стиля.
«Оптимисты» пошли по другому пути, и вряд ли их имеет смысл сравнивать, стилизация «Оптимистов» не нарядно-музыкальная, а суховато дотошная, с реальными предметами и костюмами, старательно копирующая детали, как будто в надежде, что фактическая точность сможет вызвать дух времени.
«Оптимисты» даже не стилизуют (хотя авторы в качестве референсов называли американский сериал «Безумцы», где речь идет о рекламном бюро в 60-е годы),
в «Оптимистах» воссоздается не то прошлое, которое было, а некое другое, альтернативное, параллельный мир.
Итак, в некоем царстве, в некоем государстве есть Министерство иностранных дел, в котором пиар-отдел возглавляет американская коммунистка, вышедшая замуж за советского летчика. Уже тут должно стать понятно, что это фантастика, этакая «Аэлита», сочинение советского писателя Толстого. Но дальше — больше. Сотрудники этого отдела в каждой бочке — затычка, они влезают во все важные дела государства — в космос, в международные отношения, в планы секретаря ЦК товарища Хрущева, они действуют в Париже, в Берлине, в Вашингтоне, везде у них есть интересы, рычаги влияния, партнеры.
Эти ловкие авантюристы всюду суют свой нос, рулят судьбами родины и ловко уходят от ответственности.
Единственное, что им обойти не удается, — ложь. На лжи спотыкается каждый, у каждого есть свое тайное, которое в какой-то момент грозит стать явным.
Интересно, что воплощать этот авантюрный фантастический сюжет позвали Алексея Попогребского, режиссера сниженного темперамента, со склонностью к медлительности, размышлениям, медитативности. Это, впрочем, создало интересный эффект — действие в сериале развивается статичными скачками, то есть оно как бы и не движется, изменения происходят рывками, где-то за кадром, как в панораме.
Смотреть за таким действием могут те из зрителей, кто умеет наслаждаться созерцанием, кому приятно и интересно вглядываться в перемещения по неким стерильным пространствам нескольких приятных персонажей. В казенно-коричневой гамме среди пустоватых стен, дверных проемов и окон, выходящих в белый свет.
Эта необычная для сериалов форма замершего состояния среды как будто не соответствует тому, как мы представляем себе оттепель. Но ведь неизвестно, как мы ее себе представляем…
В этом, мне кажется, и дело, в современной отечественной культуре отсутствует консенсус по поводу образа оттепельного времени. Советское искусство довольно подробно нам визуализировало каждую эпоху: вот комиссары в пыльных шлемах, вот Ленин такой молодой, вот в белом венчике из роз, вот темная ночь, только пули свистят…
С таким багажом легко иметь дело, и сериалы из дореволюционной, революционной, довоенной, военной жизни мы имеем в изобилии. Иногда они удаются: вспомнить, например, «Семнадцать мгновений» или «Ликвидацию», ну или «Место встречи» — как легко в них мы «узнаем» эпохи. Кстати, интересно, что Сергей Говорухин тоже решил сразиться с 60-ми, взялся за фильм о Довлатове «Конец прекрасной эпохи» и… тоже не справился.
Не дается оттепельное время. Сопротивляется. О самом себе оно рассказывает, но вот перейти от настоящего к прошлому не удается.
Что же такое оттепель? В чем ее прелесть, сила, красота? В дошедшем до СССР модернизме? В его лаконизме, простоте, красоте? Да полноте, мы еще живы, те, кто тогда был уже достаточно подросшим, чтобы помнить. Какая красота? Китайские штаны с начесом, вот вам красота! Очереди в ЖЭКе (не в магазине, а именно по месту жительства) за мукой, дают по 2 кг в одни руки, стою с бабушкой, чтобы взять в две пары рук. Вот держу в руках письмо моего деда моей маме в Ригу, 1963 год: «Ты просишь прислать рис и гречку. Этих продуктов мы уже два года не видели в Москве». Зато — ура, появилась консервированная кукуруза, в банках, с фиолетовым и желтым на этикетке.
Но что мы о мелочах, весь наш второй класс в 1966 году мечтает о космосе, Гагарин, Белка-Стрелка, Титов, Терешкова… А в деревне как раз в 1962 году наконец провели электричество, через год после первого полета человека…
И доярки стали не при керосиновой лампе, а при электричестве из колодца зимой ведрами воду носить…
Нет, не про красоту, и не про свободу, и не про новый образ жизни была оттепель. Она была про мечту, про невероятной силы мечту о будущем. Да, сейчас все не так, не красиво, не сытно, не изящно, но все это будет, все придет, очень скоро, буквально через пару десятилетий мы будем жить при коммунизме, мы все будем красиво одеваться, жить в светлых просторных комнатах, мы будет молоды вечно и вечно красивы.
Проблема тех, кто сегодня снимает о 60-х, в том, что они думают — тогда так и было, красиво и светло. Не было. Но очень хотелось.
И если бы желание и надежду, мечту и радостное ожидание можно было воплотить в зримые образы, то это и был бы дух 60-х.
К сожалению, будущее сегодня пугает, а прошлое манит своей светлой прозрачностью. Поэтому и не дается нам оттепель, как бы мы ни старались. Мы тянемся к ней с ностальгией, в надежде обрести хотя бы визуальную иллюзию гуманного, человечного пространства, тянемся из того самого будущего, о котором мы тогда с такой страстью мечтали. И нам с ним никак не встретиться.
