Будем как дома

Люди, склонные искать и находить во всем утешительную сторону, разъясняют сейчас, что крымско-украинская операция ничего нового в себе не заключает. Что Приднестровье, Абхазия и Южная Осетия стали тем, чем стали, вовсе не при Путине, а еще при раннем Ельцине. И что российский правящий класс никогда не видел в Украине самостоятельную державу. И что, следовательно, отобрание Крыма, а также и всего, что понадобится впредь, — это вполне логичное мероприятие, однозначно вытекающее из всего, что происходило раньше. Традиция такая.

Казалось бы, все так. И Путин именно этот, исторически сложившийся подход к Украине только что подтвердил, пусть и в присущей ему парадоксальной форме. На брифинге во вторник, отвечая на вопрос Reuters, как теперь быть с Будапештским меморандумом от 5 декабря 1994 года, который гарантировал неприкосновенность украинских границ, глава России шутливо ответил: «Нам говорят: это революция… А если это революция, то тогда мне трудно не согласиться с экспертами, которые считают, что на этой территории возникает новое государство. А с этим государством… мы никаких обязывающих документов не подписывали».

Между прочим, эту цепочку умозаключений легко продолжить. В Будапештском меморандуме Россия и другие ядерные державы гарантировали Украине целостность в обмен на ее отказ от ядерного оружия, унаследованного от СССР. Если на месте Украины и в самом деле возникла новая страна и Кремль больше не обязан уважать ее границы, то это вроде бы подразумевает его согласие на то, чтобы новообразованная Украина обзавелась атомной бомбой, раз уж старый меморандум больше не действует.

Но это, конечно, лишь упражнение в формальной логике. Путин имел в виду совсем другое.

Младший брат встал на преступный путь, старший брат имеет право поучить его уму-разуму. По-семейному. Какие в семье могут быть «обязывающие документы»?

Вроде бы все ясно, но на самом деле нет. Были времена, и не такие уж давние, когда терпели в Киеве и революцию («оранжевую») и даже кое-как смирялись с тем, что официальной украинской доктриной было движение к полному членству в ЕС и НАТО (при президенте Ющенко). Посланцы этого нежелательного президента несколько раз специально приезжали в Москву, чтобы спросить, сохраняет ли силу Будапештский меморандум, и вплоть до конца нулевых годов получали успокоительные ответы.

К Украине и тогда, разумеется, относились в душе как к заблудшей, но вовсе не иностранной земле. Однако разницу между Киевом и Цхинвали тогда различали хорошо. А теперь не различают вовсе. За какие-то три года у нас все изменилось. Ведь не одни украинцы, мы тоже живем теперь в новой стране. В стране, где автократия совершенно свободна от любых помех и правил. В которой не просто судят против законов, но даже и само понятие законодательства быстро и успешно изживается.

Если законы, касающиеся политической жизни, социальных прав, да и просто личного быта, пересочиняются каждодневно, то их все равно что и нет.

Как нет и избирательных законов, которые переписываются гораздо чаще, чем проводятся выборы. На всякий случай все запрещено. Изъятия из запретов отданы на высочайшее усмотрение. Фирменной путинской стабильности больше нет и в помине.

Изживается даже и принцип регулярного и организованного управления. Прежний парламент был марионеточным, но сумасшедшим его не называли. Хотя и этот буйствует не по своему почину, а просто ретранслирует атмосферу, царящую в кремлевской администрации.

И пропаганда уже не столько убеждает и врет, сколько просто сеет истерию. Телевизор сродни бешеной собаке: лучше держаться подальше, а то укусит и заразит.

При этом три главных телевизионщика шлют украинским теледеятелям наставительное послание, ерническим тоном рекомендуя им «объективность и ответственность». А их смежник, министр культуры, украшает своей особой этот пост именно потому, что полагает, будто объективной реальности нет вовсе, а есть только пропаганда.

Перечислять то, что раньше было, а теперь исчезло, можно долго. Нет больше дипломатии. Поэтому министру Лаврову не о чем говорить с киевским коллегой. А лучшим дипломатом почитается Виталий Чуркин, все мастерство которого сводится к умению по много часов спорить со всем Совбезом и не уставать.

Каждый, кто раньше что-то умел, должен победить в себе профессионала. Системный политик обязан преодолеть в себе остатки политической квалификации и до конца переродиться в пешку. Судья должен удушить в себе юриста, иначе не сможет выполнять свои обязанности. Историк — избавиться от избыточных знаний о щекотливых моментах прошлого, а то уволят.

Строго говоря, не стало нынче и класса номенклатуры. Сообщество управленцев, еще недавно самодовольное, оберегающее свои интересы и спаянное корпоративными связями, превращено в толпу перепуганных исполнителей, готовых шарахнуться куда угодно и согласиться с чем угодно. Они по-прежнему богаты, владеют активами на Западе и проблем из-за украинского кризиса совершенно не хотят. Но их воля парализована, а каналы, по которым они раньше доводили свое мнение наверх, наглухо заблокированы.

В этом новообразованном вакууме привольно чувствуют себя сегодня только высший руководящий круг и неотделимый от него большой бизнес. Вот живая зарисовка их быта в изложении главы нашего государства: «…Просто уникальный проходимец. Даже нашего олигарха Абрамовича надул… Абрамович перевел ему несколько миллиардов долларов, а тот сделку не довел, прикарманил денежки… Я не знаю, кстати, чем это закончилось, получил ли он свои деньги назад, довел ли эту сделку, я не знаю… Вот такой прохвост…» Это о новом губернаторе Днепропетровщины Игоре Коломойском, в котором Владимир Путин видит кого угодно, но только не иностранного государственного деятеля, хотя бы и нехорошего. И в этом ключ к той свободе в обращении с Украиной, которой он еще недавно не обладал, а сейчас обрел.

Это та же ничем не ограниченная свобода высшей власти, которая заменяет у нас теперь внутреннюю политику. Просто она вышла наконец из берегов и выплеснулась на Украину. Настоящая автократическая свобода границ не терпит. Она везде как дома.