Цивилизация
Традиционный ежегодный опрос об августовском перевороте 1991 года впервые выявил, что число сограждан, «вспоминающих», будто в те дни стояли за ГКЧП (14%), превысило количество тех, кто даже и сегодня согласен припомнить, что симпатизировал противоположной стороне (10%). Остальные темнят в ответах или ссылаются на свой нежный в ту пору возраст.
В разгар тогдашних событий простые люди, специально вышедшие на улицы, чтобы поощрить путчистов хотя бы добрым словом, были редки просто-таки до чрезвычайности. Зато сегодня, если объявить регистрацию ветеранов борьбы за справедливое дело ГКЧП, так запишутся, пожалуй, сотни тысяч.
Следовательно, верховному нашему начальству, с его любовью всегда быть на стороне народного большинства, пора вроде бы объявить себя учениками и наследниками ГКЧП. Тем более что проблем с правдоподобием не возникнет.
Постановления, которые успел выпустить Государственный комитет по чрезвычайному положению, приостанавливали деятельность оппозиционных партий и организаций, накладывали запрет на митинги и шествия, а также зачищали медиапространство, оставляя в нем только государственное ТВ и надежную часть газет. Разве это не набросок той реальности, в которой мы сегодня живем? В менее топорном, разумеется, исполнении. Медиапространство не зачищается, а только строго контролируется. Митинги с критикой начальства вполне возможны, но при условии, что одно лишь начальство определит, где и когда их проводить, оставляя также за собой и право наказать участников, если их критика придется ему не душе. Оппозиционная общественная деятельность, особенно в спойлерских ее вариантах, вполне дозволена. Не дозволено только выигрывать у властей выборы. Неужели Геннадий Янаев и его коллеги стали бы возражать против таких усовершенствований в своих начинаниях? Они, пожалуй, выглядели людьми туповатыми, но уж никак не упертыми.
Да и сама их коалиция, составленная из военных, спецслужбистов, капитанов милитаризованной промышленности и ведомственных бюрократов, смотрелась как черновой эскиз сегодняшнего нашего руководящего круга. И чиновничий капитализм, который у нас сейчас царит, — это именно то, к чему они инстинктивно стремились, хотя и не находили в своем лексиконе подходящих слов, чтобы его описать.
ГКЧП, долго воспринимавшийся просто как сборище слабаков и неудачников, с течением времени поворачивается к нам другой своей стороной. По совместительству это был еще и ареопаг провидцев, сумевших предвосхитить важнейшие черты нашего сегодня.
Почему же они тогда проиграли? По весьма стандартному мнению одного отставного российского депутата, когда-то борца с ГКЧП, а сегодня, задним числом, его сторонника, — из-за глубочайшей своей доброты и порядочности и вытекающей из них органической неспособности стрелять в народ.
Строго говоря, уклонение от дачи письменного приказа спецподразделениям о штурме Белого дома — признак не доброты, а трусости. Но даже если бы трусости было меньше, а крови больше, дело ГКЧП все равно бы тогда не выгорело. Чтобы их планы стали исполнимыми, нужно было сначала расстаться с обременительными союзными республиками, обзавестись экономикой, которая худо-бедно работала, а не распадалась на части, да еще и располагать уставшим и растерянным народом, разочарованным в свободе и жаждущим достатка. Короче, иметь за плечами пресловутые 90-е годы.
Система Ельцина, которая так много сделала, чтобы перечеркнуть свое демократическое происхождение, не была все же нацелена на подражание тем, кого когда-то разгромила. Зато вышедшая из нее система Путина не просто стремилась себя увековечить, но делала еще и многое сверх того, словно бы специально осуществляя охранительные мечтания Янаева, Павлова и Крючкова.
Причина, возможно, была в перманентной зацикленности на том, чтобы ни при каком повороте событий не допустить повторения горбачевской либерализации. Поскольку ГКЧП был первой попыткой заменить ее каким-то монолитным консервативным проектом, то его наработки вовсю копировались и творчески развивались, не обязательно даже осознанно. Но, находясь в глубоком духовном родстве с несостоявшимся трехдневным режимом, наши руководящие лица не могут открыто провозгласить себя его политическими наследниками, поскольку в 91-м даже пальцем не пошевелили ради путчистов, а позднее получили бразды из рук их победителей. Это чувство политической незаконнорожденности, постоянно осознаваемое сегодняшней нашей системой, многое объясняет в ее метаниях.
Наверно, им хочется открыто объявить о глубоком своем неприятии всех этих августовских самочинных сборищ вокруг Белого дома. Хочется сказать прозревшему простонародью, что
нынешние начальники, вместе с широкими массами, с огромной ясностью вспомнили наконец, кому они на самом деле сочувствовали в августе 91-го.
Но вместо этого приходится молчать, надеясь, что народу все понятно и без слов. Что он и так видит возвращение старых порядков и душевно этому рад.
Погруженность в иллюзии — непреходящее состояние всех наших сменяющихся режимов. На самом-то деле лишь меньше четверти опрошенных россиян соглашаются с тем, что нынешняя российская власть в общем и целом хранит черты старой советской власти. А две трети считают, что она основательно изменилась.
И вот каковы два главных изменения. Половина из вышеупомянутых двух третей сообщает, что нынешняя власть «прежде всего отличается» от власти советской эпохи тем, что «она перестала думать о простых людях, преследует только свои интересы», и почти столько же — что она отличается от нее «неспособностью справиться с проблемами в стране». Любые прочие различия набирают в несколько раз меньше голосов.
Публика и в самом деле отчего-то прониклась кое-какой симпатией к ГКЧП. Но вовсе не к его сегодняшним подражателям.
