Цивилизация
«Как всегда, многие россияне отреагировали на кризис со стоицизмом и черным юмором», — пишет газета The New York Times. Мне нечего возразить почтенному изданию: у многих россиян крепкие нервы и сложное чувство смешного; вот, скажем, в отделе «Стиль жизни» самой популярной новостью довольно долго была такая: «Посетители зоопарка довели акулу до нервного срыва».
Мне жалко акулу и страшно разделить ее участь.
Перед Новым годом у всех нас, при всей разнице вкусов, намечен общий забег: добыть елку, обдумать итоги, прикинуть цели – масштабные или скромные, но личные, без бодрого геополитического задора.
Вместо этого мы стоим посреди треснувшего мира и смотрим на финансовый крах с пугающей нас самих невозмутимостью героев «Бойцовского клуба», анархистов и фантазеров, – с той лишь разницей, что разрушали не мы, а значит, не можем получить от руин удовольствия.
Мы, в сущности, были панками даже покруче Тайлера Дердона – романтизировать распад может всякий, а вы попробуйте каждый день ходить на работу.
«Активные молодые горожане», которых еще недавно так любили паковать в гламурные слова и продавать рекламодателям, оборачиваются вдруг подросшими печальными детьми, уставшими бежать, чтобы оставаться на месте. Они идут в фейсбук и вместо привычной лакировки действительности вдруг говорят голосом Скарлетт О'Хара: я никогда больше не будут голодать.
Активные горожане закупают гречку. Активные горожане берут кружевное белье на вырост. Активные горожане никому не верят, ничего не боятся и ни на что не надеются.
Курт Левин когда-то говорил, что психологически благополучный человек всегда видит «временную перспективу», – был в Америке такой исследователь, открывший половину законов социальной психологии. Точнее, был сначала в Германии – до того, как в 33-м году успел спастись и стать американским профессором.
Так вот, этот самый Левин с коллегами считал, что человек видит себя не только сегодня или, скажем, вчера, но и завтра – в пространстве, где бывают мечты, опасения, страсти и даже надежды. Себя – не всю страну сразу.
Однако время в России устроено, как известно, нелинейно. Как угодно оно, прямо скажем, устроено. И потому неудивительно, что многие теперь не слишком верят в то, что после Нового года наступит будущее, а не, допустим, прошлое.
Все чувствуют разное время – кто мутные 90-е, кто кризисный 98-й, кто странный 2009-й, теперь уж совсем далекий и от того как будто безобидный. Есть новые диссиденты, которым не жаль класть жизнь на доказательства в таблице умножения, есть новые белогвардейцы, мечтающие обняться в тех городах, что нынче Париж. Есть даже новые гардемарины с их склонностью скакать на благо России, не делая различий между добром и злом.
И многие проснутся 1 января в России 2015-го с недоумением Жени Лукашина, очнувшегося на полу в Ленинграде после упоительных возлияний и патриотических песен про море тайги.
Ну что тут можно сказать – с наступающим.
