Цивилизация
В последнее время стало модным рассуждать о конце американской гегемонии и начале возвышения других центров силы, среди которых особо выделяются Россия и Китай. Многие эксперты часто называют эти страны ревизионистскими, подразумевая, что Москва и Пекин стремятся пересмотреть итоги холодной войны и ослабить глобальные позиции Соединенных Штатов. Нарратив о необходимости формирования многополярного мира, где основными акторами будут исключительно национальные государства, а в фундаменте взаимоотношений главенствующими станут принципы невмешательства во внутренние дела друг друга, признание сфер влияния и баланс сил, набирает обороты. Иными словами, речь идет о некой гибридной модели, включающей в себя постулаты трех (из четырех существовавших) предшествующих мирополитических систем — Вестфальской (принцип суверена), Венской (баланс сил) и Ялтинско-Постдамской (сферы влияния).
В самом стремлении разрушить мировую внешнеполитическую монополию Америки ничего удивительного нет, и вся эта ревизионистская концепция легко объясняется природой бесконечной конкуренции между великими державами. Однако при объективном анализе в этих подходах можно увидеть значительную долю лукавства и лицемерия (что также нормально, ибо политика— это не про добро и романтизм).
Первое — не совсем понятна сама формулировка «пересмотреть итоги». Если мы соглашаемся с тем, что холодная война была противостоянием двух идеологических установок — социал-коммунистической и капитал-демократической, — а США и Советский Союз были крупнейшими и наиболее могущественными носителями этих концептов, то техническая победа американской стороны не может вызывать каких-либо сомнений. Важно понять, что Вашингтон стремился не к тому, чтобы разрушить СССР как физическую территориальную единицу, а к тому, чтобы покончить с конкурирующим и заманчивым для многих народов укладом жизни (особенно это касалось бесплатного образования и здравоохранения). Этот образ нес для Штатов не только внутренние, но и внешние риски. Латинская Америка, которую американцы еще со времен президента Джеймса Монро определили в качестве зоны своих «исключительных жизненно важных» интересов, была крайне привлекательной площадкой для социалистической идеологической экспансии. И нет ничего удивительного в том, что две сверхдержавы были в шаге от войны, когда дело дошло до установления коммунистического режима на Кубе и дальнейшей установки на острове советских ракет.
В 780 км от штата Флорида формировалась альтернатива капитализму и демократии под протекторатом Москвы, и именно это было основной причиной американского беспокойства.
CCCР больше нет, как и Фиделя Кастро, со смертью которого де-факто перестал существовать «Боливарианский альянс». Его последний оплот — это Венесуэла, которая также рано или поздно падет, и этот процесс неизбежен. Однако нельзя забывать, что сама философия социализма и коммунизма никуда не исчезла. С падением Берлинской стены и распадом Советов капитализм повел в счете 1-0, но тот же Китай, где лидирующая роль по-прежнему принадлежит Коммунистической партии, за последние двадцать лет накопил настолько существенный экономический потенциал, что само по себе наличие у Пекина глобальных геополитических амбиций вряд ли может быть вопросом каких-либо дискуссий.
Россия в тех или иных формах приняла капиталистическую модель, и никаких идеологических разногласий в этом направлении с Вашингтоном не наблюдается. Имеются проблемы с другим элементом — демократией. Москва не хочет и объективно не может (время, историческая, культурная и религиозная специфика) принять предлагаемую неолиберальной элитой модель демократизации и те принципы, на основе которых США принимают важнейшие и судьбоносные для всего мира политические решения. Сопротивление России вполне логично и объяснимо, но для американцев это правопреемница страны, которая проиграла холодную войну и должна вести себя соответствующим образом. Москва же не приемлет этот подход, не считает себя проигравшей стороной (было решение элит о роспуске) и постоянно указывает на равенство ядерных сил двух стран.
Для американцев Россия — это большая головная боль, способная в худшем случае довести до мигрени (хотя, по их мнению, это все лечится). Реальная же проблема — это Китай, который не просто не принимает элементы американского видения демократического мира, но и хочет построить альтернативную глобальную торгово-экономическую модель.
Ресурсная база Поднебесной позволяет вести ограниченную конкуренцию с Америкой в разных частях мира и даже оказывать помощь правительствам разных стран. Ее мягкая сила (которая у России так и не сформировалась) становится все более привлекательной — язык, конфуцианская философия (институты Конфуция) и культура. Китайский бренд Huawei занимает высокие позиции и в ряде рынков (в той же Латинской Америке) постепенно вытесняет американский Apple. Несмотря на эти достижения, Пекин все же пока не готов пойти на открытый идеологический и геополитический конфликт. Наличие в регионе серьезной сети союзников — Япония, Южная Корея, Вьетнам, Индия и Австралия — вкупе с внутрикитайскими проблемами Тибета, Тайваня и Синьцзян-Уйгурского автономного района позволяют Вашингтону успешно реализовывать в отношении Пекина политику «двойного сдерживания». Конечно, у условных ревизионистов имеются амбиции (особенно у Китая), но суровые реалии пока не оставляют им никаких шансов на успех.
Да и нужно ли это? Глобальное лидерство подразумевает ответственность планетарного масштаба. Готов ли к этому Китай или иные страны? Конечно же, нет.
Несмотря на всю экономическую мощь, Пекин по таким показателям, как ВВП на душу населения, занимает 75-е место в мире, по уровню жизни 51-место, по размеру среднестатистической зарплаты 17-е место, а в рейтинге стран мира по уровню счастья (показатели ООН) страна находится на 86-й позиции. Иными словами, предстоит проделать серьезную домашнюю работу и подправить многие цифры. Даже военно-технические и технологические параметры значительно ниже американских: военный бюджет США на 2018 год составил $701 млрд, а Китай расположился на втором месте с $207 млрд (у России — $51 млрд). Более того, суммарные затраты на оборону Штатов и их азиатских союзников (Япония, Южная Корея, Индия, Австралия) составили $858 млрд. Нельзя забывать о том, что гегемония Америки обеспечивается в том числе за счет сконструированной модели союзнических альянсов, не имевшей исторических аналогов. При этом, говоря о союзниках, мы понимаем не только финансовую или военную зависимость, но и единый идеологический подход к тому, каким должен быть мир и человечество. Американская картина мира довольно понятна, и она имеет своих сторонников и противников.
Однако далеко не ясно, какой образ рисует Китай и куда он поведет мир в случае перехвата глобального лидерства. К сожалению или к счастью, Пекин пока не дошел до этой точки.
Второе — нынешние тренды указывают на то, что ключевыми ревизионистами, как ни парадоксально, становятся сами Соединенные Штаты.
Концепции «гамильтонизма» (Америка — естественный продолжатель англо-саксонской гегемонии после Британии) и «вильсонианства» (исключительная миссия продвижения демократии) вынуждены подвинуться под натиском «джефферсонианцев» (неореалисты и либертарианцы) и «джексонианцев» (американский национализм). Технолог Стивен Бэннон слепил из типичного неолиберального бизнесмена Трампа (ранее тесно связанного с кланом Клинтон) образ джексонианца, для которого международная политика подчинена прагматичным внутренним интересам, а идеологические нарративы о мессианстве и глобальном жандарме должны быть отодвинуты на десятый план.
Отсюда и эгоистическое внешнеполитическое поведение: требование платить взносы в НАТО, построение стены на границе с Мексикой, пересмотр торговых соглашений с союзниками — Канадой, ЕС, Японией и Южной Кореей и даже использование против несогласных санкционных мер наказания за непослушание. Формула America First предусматривает, что мировое лидерство США будет обеспечиваться не за счет экспорта демократии и мессианских идей, а через тотальное укрепление внутренних тылов. Единственный постулат, который Трамп взял у неоконсерваторов (с чем был категорически не согласен Бэннон) — это миссия Америки по защите интересов Израиля (фактор израильского лобби, зятя Джареда Кушнера, финансы Шелдона Адельсона и Пола Сингера).
В остальных вопросах Трамп и его «джексонианская» администрация играют роль главных ревизионистов внешнеполитической установки последних 25 лет. Другой вопрос — удастся ли это сделать, учитывая громадные финансовые, политические и медийные возможности их конкурентов — «гамильтонианцев» и «вильсонианцев». Как бы ни закончилась эта борьба, факт остается фактом — Трамп почувствовал общественный запрос и поднял бунт против системы, от которой устал и сам американский народ. Дорогостоящие военные кампании — от Югославии до Ирака — обогатили военно-разведывательное лобби и привели к серьезному перенапряжению сил (основная причина гибели империй).
Другой не менее интересный ревизионистский тренд заключается в изменении внутреннего настроя к капиталистической модели. Последние десять лет идет оживленная общественная дискуссия вокруг необходимости перехода к социализму и построению социального государства.
Наиболее ярким проявлением серьезности подобного запроса служит успех сенатора Берни Сандерса в президентской кампании 2016 года. Многие эксперты пишут, что Сандерс, опережавший Хиллари Клинтон на демократических праймериз на ранних этапах, мог иметь реальный шанс на окончательную победу (имеются все основания думать о фальсификациях в пользу Клинтон). История не терпит сослагательного наклонения, но было бы крайне интересным наблюдать борьбу Трампа (джексонианского запроса) и Сандерса (левого социал-демократического запроса). Иными словами, меняется не только отношение мира к Америке, но и ее отношение к самой себе и к своим глобальным обязательствам. Если и произойдет пересмотр гегемонии, то он будет сугубо внутренним. Америку может изменить только Америка и никто более. Это необходимо просто принять.
