Понять про себя главное

60-летие Владимира Сорокина, писателя, вызывающего щенячий восторг у одних любимых мной российских литературных критиков и животную ненависть у других, могло бы пройти более незаметно. Но обстоятельства сделали его прижизненным классиком.

Сорокин традиционно бежит гражданской активности. Несколько лет не пишет новой прозы, предпочитая живопись и перформансы. Живет подолгу в Берлине. И вообще никогда не делал попыток приблизиться ни к власти, ни к народу. К тому же тем, кто любит писателя Сорокина, и тем, кто его ненавидит, примерно до конца февраля 2014 года одинаково казалось, что он проходит по части так называемого «чистого искусства».

Однако котировки Сорокина на бирже классиков русской литературы резко подскочили после того, как российские власти энергично взялись ставить его произведения непосредственно в жизни.

Это тем более забавно, что каких-то десять лет назад примерно те же люди из Кремля организовывали акции протеста против постановки в Большом театре оперы композитора Леонида Десятникова «Дети Розенталя» на либретто Сорокина под лозунгами «Порнографы, вон из Большого!» и «Не допустить премьеру калоеда».

И вот теперь Сорокин, как выяснилось задним числом, написал либретто всей российской реальности.

Последним русским писателем, который открыто хотел «сочинить Россию», был Гоголь. Попытка была предпринята во втором томе «Мертвых душ». Чем оно кончилось, вы помните: недописанную книгу автор сжег, сошел с ума и умер в неполных 43 года от роду… У Сорокина, ничего такого не хотевшего, с точки зрения его личной судьбы, получилось гораздо лучше. А с точки зрения самой России, конечно, страшновато.

… Это присказка, а сказка будет впереди. Итак, в одном из приуроченных к своему юбилею интервью — журналу «Огонек» — Владимир Сорокин говорит:

«Да, я бы сказал, что я разочаровался в человеке постсоветском больше, чем в советском. Потому что в советском человеке была некая надежда — что он сможет рано или поздно преодолеть в себе вот это «советское, слишком советское», что это кончится вместе со строем. Сейчас понятно, что в ХХ веке произошли такие мутации, сопровождающиеся массовым террором, что, собственно, генетическая жертва этой страшной селекции — постсоветский человек не только не хочет выдавливать из себя этот советский гной, а, напротив, осознает его как новую кровь».

У русской мысли — в этом она сходна с германской, но отличается, например, от английской или китайской — есть такая черта: прямо накануне, внутри и уже сразу после катастрофы, на пепелище разлетевшихся во все стороны горящих обломков очередной «великой» государственности, уцелевшие усиленно размышляют: «что это было».

Поэтому вопрос, наблюдаем ли мы сейчас в России реванш советского человека или восстание человека постсоветского, сделавшего советский гной своей плотью и кровью, — один из важнейших вопросов современности.

Важно понять, это одни и те же люди победили фашизм тогда и воюют, кто на диване, а кто и с оружием в руках, на Украине с Америкой сейчас? Поддерживали любую власть на словах, чтобы только отвязалась, и ненавидели на деле тогда и поддерживают ли взаправду сейчас? Это одни и те же люди взрывали храмы тогда и борются все более варварскими способами с «оскорблением религиозных чувств верующих» сейчас? Это одни и те же люди жили впроголодь в детстве тогда и сжигают «санкционных утят» сейчас?

Или это разные люди, с разными ценностями и непохожим культурным кодом?

Советские люди какое-то время верили, что живут в самом лучшем и справедливом государстве мира. А во что верят постсоветские? Советские люди строили коммунизм. Ну, или думали, что строят. А что строят постсоветские? Советские люди удивились бы западным санкциям с арестом счетов и имущества высшего руководства страны, потому что у высшего руководства страны не было иностранных счетов и имущества. А постсоветские не удивляются, что у начальства дворцы дома и банковские счета в странах-«противниках». Сами бы не отказались.

Советский Союз при всей своей военной мощи, всепроникающей тоталитарной идеологии и железобетонной вертикали власти распался бескровно и очень быстро: значит ли это, что советские люди почему-то не захотели или не смогли его защитить? И будут ли постсоветские люди защищать Россию, если она все-таки станет участницей реальной полномасштабной войны, чего, кажется, усиленно добивается в последние полтора года?

Особенно если война будет не на нашей территории? Особенно если эта война, как сейчас, будет идти преимущественно по телевизору, воевать мы будем с вражескими яблоками и хамоном, а под эту телекартинку продолжит свободное падение на дно наша экономика?

Особенно если учесть, что никакого дна у экономики не бывает — всегда можно упасть еще ниже?

Советские люди жили в парадигме мифического «светлого будущего» и «темного прошлого». Постсоветские, мы с вами (хотя больше половины населения России, несомненно, все еще советские люди просто по месту рождения), живем в логике мифического «светлого прошлого» и «темного будущего».

Все более или менее представляют себе сценарий поражения нынешней российской политики, например, в отношении Украины. Гораздо сложнее представить себе вариант победы в войне, когда на вас не нападает никто, кроме вашего убеждения, что на вас нападают.

Поставив вопрос об отличиях и сходствах между советским и постсоветским человеком, Сорокин задал горизонт дискуссии о возможности новой России. Это не праздный вопрос. Нам очень важно знать про себя, кто именно и почему участвует в том, что с нами сейчас происходит.

Если удастся найти ответ на вопрос, реванш ли это советского человека, его агония или становление какого-то нового, постсоветского, мы поймем про себя главное.

Действительно ли сжигание утят, надежд и репутаций в топке фейковой мировой войны, прикрывающей дворцы нескольких десятков россиян, образующих «царский двор» в президентской республике, под варварские религиозные камлания в светской стране, можно считать следствием «генетической мутации». Это трагическое отклонение или рутинная норма?

Тогда мы узнаем, может ли быть в России когда-нибудь по-другому или нет.

Способны ли мы выдавить из себя без остатка советский гной, оставив много хорошего, что было в советском человеке. Научимся ли, наконец, не проливать реки своей и чужой крови ради корыстных или откровенно бредовых идей.