Цивилизация
В начале каждого года, а особенно десятилетия (на самом деле оно начнется в 2021-м) человечество впадает в прогностический раж. Если отрешиться от ежегодных рутинных для России прогнозов вроде курса доллара, процента по ипотеке или гибели фиатных денег под натиском криптовалют и безнала, реально важных вопросов два. Как мы вообще можем что-либо достоверно предсказать и есть ли технология, которая радикально поменяет человека и жизнь человечества?
…В конце 2019 года я отказался от предложения уважаемых мной людей написать текст про одну модную финансовую технологию. Я не до конца понимаю ее суть, но главная причина отказа была не в этом: меня не просили описывать технологические тонкости. Просто мне (пока) сложно поверить в то, что в принципе может существовать какая-то технология, которая действительно поменяет человека и человечество. И если такая технология возможна, она точно будет не финансовой.
В уже далеком 2007 году комиссия по экономической политике конгресса США подготовила отчет, согласно которому в 2020 году должна наступить технологическая сингулярность. То есть, говоря по-простому, по рабоче-крестьянски, такой момент, когда технологическое развитие становится принципиально неуправляемым и необратимым, что порождает радикальные изменения характера человеческой цивилизации. Возможно, на авторов отчета повлияла магия красивых цифр, их завораживающая симметрия: «20-20». Последний раз так «кругло» это было аж 1010 лет назад, в 1010-м. Тогда, если верить разным немногочисленным дошедшим с тех пор источникам информации, люди ждали не технологической сингулярности, а банального конца света. С тех пор он даже неоднократно случался, как им (нам) казалось. Но не до конца.
И вот 2020 год наступил. Ну как, вы верите, что именно в этом году жизнь человечества радикально изменится под влиянием технологического развития? Я — нет. Разве только вследствие случайной ядерной войны.
Главный изъян любых «тотальных» прогнозов, касающихся всего устройства человеческой жизни и существования социума, состоит в том, что мы всегда прогнозируем из точки сегодняшних знаний и представлений о мире. А эти знания и представления никогда не развиваются линейно, по заранее заданной траектории. Всегда возникает нечто принципиально непредвиденное.
В конце 90-х годов прошлого века был прекрасный публичный спор — через бесплатные и проплаченные публикации в СМИ по всему миру — между производителями пейджеров и мобильных телефонов, кто кого победит. За пейджеры топили не менее яростно и убедительно, чем за то, что лет через 10 после этого назовут смартфонами. Авторы пламенных текстов искренне недоумевали, зачем телефону еще и фотографировать. А уж то, что телефоном и платить можно, не приходило в голову даже любителям легких и тяжелых наркотиков.
В конце 50-х годов прошлого века была полная уверенность, что прямо вот-вот удастся создать универсальных искусственных переводчиков такого качества, что они смогут переводить текст любой интеллектуальной или технической сложности с листа на все языки мира. С тех пор за 60 лет мы научились таким способом более или менее сносно переводить разве только инструкции к стиральным машинам и пылесосам. Но не перестали верить в победу всеобъемлющего ИИ, искусственного интеллекта, не путать с ИА, иностранным агентом.
При этом сбылись прогнозы 30-40 летней давности, что виртуальная реальность станет не менее реальной, чем обычная. Гаджеты и социальные сети изменили жизнь человечества не менее радикально, чем книгопечатание или пассажирские самолеты.
Мы уже более или менее умеем размножаться без секса, но еще не научились быть сытыми без еды и здоровыми без лекарств. А главное, чему мы пока не научились — быть бессмертными или жить радикально дольше, чем хотя бы в последние два века.
Да, примерно полвека отмечается существенное увеличение средней продолжительности жизни практически по всему миру. Но происходит это за счет сокращения экстремумов детской смертности. Срок дожития пенсионеров, если принять за средний мировой пенсионный возраст 65 лет, фундаментально не меняется. Просто становится гораздо больше тех, кто доживает до преклонного возраста. Несомненно, появились способы немного отсрочить полную немощь и старость.
Кроме того, на среднюю продолжительность жизни существенно повлияло уменьшение степени насилия и интенсивности войн. Как ни странно, но в последние примерно 70 лет — не буду грузить вас статистикой, но она есть — люди убивают друг друга по отношению к средней рождаемости как никогда мало с тех времен, когда вообще начали считать эти жертвы.
Но в целом человечество пока фундаментально бессильно перед сердечно-сосудистыми и онкологическими заболеваниями. Перед аутизмом и другими генетическими болезнями. Перед многими менее массовыми, но все еще неизлечимыми недугами. И на смену одним побежденным болезням всегда приходят другие.
Между тем самый общий ответ на второй главный прогностический вопрос — что именно можно считать технологической сингулярностью и радикальным необратимым изменением жизни человечества — довольно прост.
Наша жизнь изменится по-настоящему радикально, только если мы будем радикально дольше жить. Хотя бы 200 или 500 лет. В идеале — если станем бессмертными, точнее, срок человеческой жизни будет сопоставим со сроками существования нашей планеты.
Именно закрепившаяся в человечестве уверенность, что мы живем не 50-80 лет, а доживающие до ста чудо и исключение из правил, приведет к сущностным переменам в нашем образе жизни. Мы перестанем гнаться за успехом и богатством. С большой долей вероятности станем сильно меньше рожать: зачем, если мы сами намерены жить века? Будем медленнее развиваться, и это закрепится на биологическом уровне. Уже сейчас нейрофизиологи отмечают более медленное взросление детей, рожденных в последние 10-15 лет.
Но возможно ли вообще такое продление жизни? Как биологические существа люди, по-видимому, не способны прожить более 150 лет. То есть, мы медленно, но верно подбираемся к физиологическому пределу долголетия.
Два главных способа продлить нашу земную жизнь (идею загробной отметем с порога как недоказанную ересь — «оттуда» еще никто со свидетельствами не возвращался) — научиться корректировать геном или постоянно заменять изнашивающиеся органы и системы конкретного человеческого организма.
В первом случае мы превратимся в биороботов. Во втором — в киборгов. От первоначально рожденного человека в такой погоне за бессмертием достаточно скоро не останется ничего. Бессмертным станешь не ты, а уже кто-то другой в твоем бывшем теле — и не факт, что с твоим персональным сознанием.
Если какой-то из этих фокусов над человеческой природой удастся, мы сможем жить сильно дольше. Но «мы» уже будем не мы.
Что касается всех остальных технологий — бесконтактных платежей, биометрии, чудо-гаджетов, которые управляют нашей повседневной жизнью, беспилотных автомобилей, умных домов — они делают нашу жизнь удобнее, комфортнее, приятнее, но не меняют ее по существу. Не избавляют нас от смерти и сомнений в смысле жизни. От любви и ненависти. От боли и глупых ошибок недостаточного человеческого разума. От смерти близких — единственного для подавляющего большинства людей (за исключением самоубийц) способа человека вообще увидеть и осознать степень трагизма смерти. Свою-то мы обычно не замечаем. («Смерть — это то, что бывает с другими»: точнее, чем Александр Васильев, и не скажешь).
Так что, дорогие товарищи, никакой технологической сингулярностью пока не пахнет. Не сейчас, не в 2020-м случится этот конец света или конец тьмы — как вам больше нравится. Мы уже можем уничтожить себя в считанные минуты оружием массового поражения, которое зачем-то создано нашим разумом и техническими возможностями. Но еще не можем отменить боль, смерть, страдания, глупости, старость, заблуждения, гнев, пристрастие, абсурд, паранойю, бессилие моральное и физическое.
Даже, пожалуй, хорошо, что не можем. Именно это делает нас такими, какие мы есть. Так что это ты, кощеюшка, бессмертный. А мы — нет. Очень может статься, что только смерть и позволяет нам оставаться людьми. Да и то не всем.
