День Другого

Не успели россияне вынести из дома живые новогодние елки (или спрятать в картонные коробки искусственные), как на наши головы обрушивается новая кавалькада праздников, которую возглавляет святой Валентин, поддерживает Красная армия и торжественно замыкает Клара Цеткин. Но добрые люди — не только в России, везде — устроены так, что даже праздники превращают в язык войны. Главная война обычно разворачивается между праздниками официальными, государственными и неофициальными, человеческими.

Вот вам самые свежие сводки с фронтов этой нескончаемой праздничной войны.

Власти Индонезии, где почти 90% населения исповедуют ислам, запретили празднование Дня святого Валентина, ибо этот праздник поощряет случайный секс, сообщает нам Reuters.

Зато запрещенный праздник широко отметила полиция: в одном из крупных городов страны она провела специальный рейд и изъяла из мини-магазинов все презервативы (прямо как в советском анекдоте про Ленина: «проколоть и отдать меньшевикам»).

Причем официально полицейские так объяснили свои действия: оказывается, самые известные средства предохранения продаются «нерегулируемым образом, особенно в День святого Валентина». А во втором по величине индонезийском городе Сурабая власти запретили праздновать «западный» День святого Валентина в школах. И тоже нашлось вполне логичное объяснение: праздник идет вразрез с местными культурными нормами. Так что предохраняться запретами вместо презервативов — любимая тактика не только российских властей.

Президент Пакистана Мамнун Хусейн также призвал народ не отмечать День святого Валентина, потому что этот праздник никогда не был частью мусульманской традиции. И Пакистан должен поддерживать свою идеологию в рамках укрепления национальной идентичности.

А то «валентинка», конечно, страшная бомба под национальные ценности.

Государства вообще любят использовать праздники как способ укрепления национальной идентичности. По набору государственных праздников легко можно догадаться, светское государство или религиозное и какая религия доминирует, как оно относится к семье, сколько в нем свободы. В некоторых тоталитарных государствах, например, официальным праздником становится день рождения любимого вождя.

Любой праздник может быть политическим жестом. Российские СМИ пару недель назад достаточно активно отреагировали на идею учредить в стране новый праздник — День патриотизма, которую якобы поддержало Министерство культуры и деликатно не поддержал пресс-секретарь президента. Но не слишком много внимания уделили контексту, а он прекрасен.

Автор идеи — президент Ассоциации предпринимателей по развитию бизнес-патриотизма «Аванти» Рахман Янсуков. Он подготовил проект федерального закона и обратился с ним к руководству Госдумы. Ассоциация предпринимателей по развитию бизнес-патриотизма — тут каждое слово играет яркими красками. Бизнес на патриотизме — замечательное и временами очень прибыльное занятие. Родина «продается» особенно хорошо в такие моменты, какой сейчас в России. Страна три года живет в патриотической сказке битвы с коварным инфернальным злом мирового масштаба.

Показательно и то, что бизнесмен Янсуков прямо в законе прописал, что праздник патриотизма нужно праздновать 6 августа — в день введения Россией в 2015 году продовольственных контрсанкций. То есть их отмены, а значит, исчезновения самого повода для праздника товарищ бизнес-патриот не допускает в принципе. А сжигание на кострах и уничтожение экскаваторами «вражеских продуктов» искренне считает проявлением любви к Родине, достойным специального празднования.

Патриотизм вообще одна из любимых тем государственных праздников. В России уже есть два вполне официальных «дня патриотизма» — День России 12 июня и День народного единства 4 ноября. Причем последний праздник был учрежден в 2005 году специально в пику главному советскому политическому празднику — 7 ноября, годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Праздновать революции в планы нынешних российских властей явно не входит.

Государственным праздникам обычно противостоят «человеческие». Тот же День святого Валентина, например. Правда, в России попытались на тогда только поднимавшейся волне антизападной истерии подмешать политическое зелье даже в «день всех влюбленных»: в 2008 году учредили свой государственный православный контрпраздник любви, семьи и верности, День святых Петра и Февронии. О которых, к слову, нет никаких сведений ни в каких летописях. Чисто условно ими считаются муромский князь Давид Юрьевич, который правил с 1205 по 1228 год, а потом принял постриг, и его супруга, о которой неизвестно вообще ничего. Даже имя. Так что в каком-то смысле государственный «день любви» в России проходит под «звездой Давида».

При этом «валентинками» у нас торгуют вполне активно, а вот про «февроньки» я ничего не слышал. К счастью, пока российское государство не запретило законом День святого Валентина и не принуждает силой отмечать День святых Петра и Февронии — каждый волен выбирать. В том числе — не праздновать оба этих дня.

Вообще замечательно, что у нас еще остается свобода праздновать или не праздновать любые праздники.

Полностью выветрился изначальный политический дух из праздников 23 Февраля и 8 Марта. Годовщина создания Красной армии в 1918 году еще в советские времена постепенно стала превращаться просто в «день мужчин», а суфражистский праздник 8 Марта, придуманный германской революционеркой Кларой Цеткин как символ борьбы за гендерное равноправие, — в «день женщин».

Представить себе 8 марта в России демонстрацию женщин с политическими требованиями равноправия просто невозможно — хотя изначально праздник именно об этом. Да и 23 февраля поздравляют практически всех мужчин, даже тех, кто никогда не служил в армии.

Иногда человеческое и государственное в праздниках совпадает. В СССР Пасху и Рождество всегда отмечало немало людей, хотя в отделенном законодательно от церкви «безбожном» государстве эти праздники перестали быть официальными. Советская власть знала, что Рождество и Пасха по факту полностью не исчезли из жизни советских людей, но, сажая священников и церковных диссидентов, не преследовала тех, кто продолжал отмечать главные православные праздники. А сейчас это опять государственные праздники — и руководители страны, бывшие члены КПСС, специально стоят со свечками в храмах под телекамеры. Чего нельзя было представить для начальства при советской власти. При этом религиозные праздники по-прежнему остаются и человеческими: миллионы людей отмечают их совершенно искренне, а не по команде государства.

То же самое приключилось с Новым годом, который когда-то казался очередной странной причудой Петра I. До 1700 года новый год на Руси начинался не 1 января, а в марте, в день весеннего равноденствия. Точнее, так было до 1492 года. А в 1492-м, при великом московском князе Иване III, дедушке Ивана Грозного, у нас ввели юлианский календарь и новый год стал начинаться в сентябре. Теперь Новый год — однозначно главный российский праздник, который, к счастью, не успели отравить ядовитые стрелы политических противоречий.

Практически только в новогодние каникулы в России нет ни «ватника», ни «либераста». Все ненадолго становятся «просто людьми».

Праздники — способ государства показать свою силу, отменив неугодные традиции и учредив новые. Праздники — способ народа зафиксировать свой опыт и найти редкие поводы для радости в нашей печальной, в общем-то, жизни. Однако ни государство, ни мировые религии так и не научились эффективно примирять людей. Поэтому праздники тоже остаются не только поводом для радости, но и языком войны.

День народного единства в России — только раз в году, да и в этот день единства как-то не наблюдается. Просто потому, что мы неизбежно разные. Так было. Так есть. Так будет. С чем всех нас и поздравляю. И еще, возможно, стоит учредить в мире День Другого. Чтобы мы лучше понимали и принимали эту непреодолимую разницу.