Отвыкшие

Берлин. Май 2017 года. Городские выборы.
— Папа, пошли на выборы, говорит девушка лет 20 (увезена из России трехлетней).
— Да ладно, что один мой голос решит, — говорит папа (он бывший наш).
— Папа, ты что, дурак?

Москва. 11 сентября. Ой, что делается! Вчера сходила на выборы... Все пять депутатов, за которых проголосовала — прошли. Странное чувство... Прямо ущипните меня.

Пришла, проголосовала, все как обычно... а мой голос взяли и учли! Как это? Где вообще Чуров? Верните Чурова! Я так не могу!

То есть что же, я проголосовала — и вот прямо мой голос не выбросили? Мой уникальный голос, мое богатство — не исчезло, а, напротив, приросло другими голосами и даже капитализировалось? Нет, не может быть. Категорически ностальгирую по каруселям и фальсификациям! Я отвыкла! Отвыкла от ситуации, когда мой голос может что-то решать. Это что же, я свой голос, выходит, выгодно вложила? Не может быть! Наверное, здесь кроется обман, похуже чуровского! Сейчас как отнимут — как никогда не отнимали! Завтра выяснится. Цыплят по осени! Не рассчастливливайтесь!

Если кажется, что все в порядке — значит, чего-то не заметил. Обманули, говорю же!

У меня был приятель, который, когда вдруг ехал трезвым (редкость) мимо гаишников, тоже считал, что это он их надул. Парадоксы нашего городка...

Была такая советского времени юмореска про горожан на природе: «Как на природу выехали — так чуть не помер. Хорошо к выхлопной трубе поднесли — еле отдышался». Мы ж не привыкшие. Или отвыкшие — уж не знаю... Вот и не верится. Мы ж на выборы — как на Голгофу, знаем, что завтра будет больно. Мы же свой голос как русалочка ведьме — навсегда, с концами. Это ж не электоральное действие, а какое-то экзистенциальное, мы ж в какую-то другую урну свой голос опускаем, туда, где помещаются совесть и прочие несуществующие вещи. А тут взяли и прямо посчитали меня. Я теперь есть!

Настроение у людей, переживших это, конечно, разное — есть и эйфория, есть и просьбы не впадать в эйфорию.

А вообще-то, если честно, вам, поклонники игнора выборов, я честно скажу: какое же это упоительное чувство — проголосовать и увидеть результаты своего голосования. И знать своего депутата. Власти, игравшие на снижение явки и повторявшие успешный сценарий прошлогодних выборов, подозреваю, намеренно совместили выборы с днем города. Но я-то день города не люблю. Зато очень люблю выборы.

Есть такое понятие: выученнная беспомощность. Многие слышали. Это состояние, при котором человек не предпринимает никаких попыток к улучшению своего положения. Хотя он и имеет такую возможность. Появляется это после нескольких неудачных попыток воздействовать на негативные обстоятельства и характеризуется пассивностью, отказом от действия.

Такой заразой сегодня страдают равно и «патриоты», и «либералы».

Феномен открыт американским психологом Мартином Селигманом. В 1964 году Мартин, вдохновленный деятельностью русского физиолога Ивана Павлова, решил развить классический эксперимент. Мартин захотел сформировать у собак условный рефлекс не на пищу — а на боль. Но, как это часто бывает, результаты опыта приводят не к тем открытиям, которые ожидались. Люблю науку! Задумаешь что-то. Раззявишь рот на Нобелевку. А все выходит иначе.

Мартин помещал собак в клетки, бил их током и одновременно включал высокий звуковой сигнал. Он-то хотел узнать, станут ли собаки бояться тока. Но наткнулся на нечто гораздо более удивительное, чем условный рефлекс на боль.

Клетки убрали. Врубили знакомый высокий звук, который ранее сопровождался ударом тока. Ожидалось, что раз сформирован рефлекс страха, то собаки убегут, чтобы избежать удара. Но собаки не убегали...

Собаки ложились на пол и скулили. Хотя были свободны. Так и был открыт знаменитый феномен. Беспомощность вызывают не сами по себе неприятные события, а опыт неконтролируемости этих событий.

Живое существо становится беспомощным, если оно привыкает к тому, что от его активных действий ничего не зависит.

Потом собак поделили на несколько групп. Те, что имели негативный опыт, сидели и ныли. Те, что не имели — бежали. На этом месте я дважды задумалась о фразе про битого, за которого двух небитых дают.

Битые многожды — оказываются недееспособны.

В России похожий эксперимент — как в Америке над собаками — был проведен над людьми. Нет, я не хочу сказать, что регулярная фальсификация голосования привела к тому, что мы только лежим и скулим, даже когда есть возможность действовать. Нет, я так не говорю, это было бы слишком прямолинейно.

Но гораздо больше сторонников Едра мне антипатичны люди, которые призывают игнорировать выборы. И раздражает популярная байка про ворону, у которой лисица спрашивает:

— Голосовать пойдешь?
— Нет! — каркает ворона и теряет свой кусок пармезана. — А если б сказала «да», разве бы что изменилось?

Не могу сказать, что сейчас перевелись лисы, которые задают такой вопрос. Не перевелись. Не могу сказать, что сейчас перевелись вороны, которые философствуют на такой манер. Но у нас теперь есть очень ценный опыт.

Выбраться из рутины негативных привычек можно, только сделав два последовательных шага: 1) осознать, 2) получить иной опыт.

Именно поэтому выборы 10 сентября в Москве — опыт крайне важный. Мы можем, оказывается... Можем.

Эксперимент Селигмана потом проводился и над людьми. Те, кто имел опыт неудач, которые они не могли контролировать, — впадали в депрессию, неверие, начинали совершать ошибки там, где легко могли бы справиться. Селигман потом написал книгу: «Беспомощность: о депрессии и смерти». В ней доказывается, что неактивные люди, которые не верят в свои силы и в свой голос, быстрее умирают.

Этот торжественный финал я посвящаю поклонникам анекдота об одной независимой философствующей вороне, от которой ничего не зависело, и она бы профукала свой сыр в любом случае.