Год назад правительство Шотландии издало Белую книгу о независимости — подробное разъяснение того, как собирается жить новое суверенное государство. В разделе «Оборона» говорится о намерении сохранить членство в НАТО, единое оборонное пространство с Великобританией, но добиться быстрого вывода с шотландской территории ядерного оружия.
Документ, актуальный в связи с сегодняшним референдумом об отделении от Соединенного Королевства, любопытно читать на фоне страстей, кипящих вокруг тех же тем в Киеве.
Стремление Украины в НАТО многие считают одной из главных причин нынешнего положения дел — Кремль видит в гипотетическом присоединении соседа к альянсу недопустимую угрозу российской безопасности. Между тем министр обороны Украины заявляет, что за неимением других гарантий (если Запад их не предоставит) Киев может восстановить ядерный статус, который у него, по версии украинской стороны, был между 1991 и 1994 годами, когда советское оружие вывезли в Россию.
Украина апеллирует к Будапештскому меморандуму 1994 года. В соответствии с ним страны-гаранты (Россия, США, Великобритания) обязались защитить Киев в случае нападения с использованием ядерного оружия, а также заверяли в приверженности территориальной целостности Украины. Двумя годами позже Украина присоединилась к Договору о нераспространении ядерного оружия.
Параллели условны. Отношения России — Украины и Великобритании — Шотландии похожи только на поверхностный взгляд. Эдинбург не боится того, что в случае положительного ответа на референдуме Лондон попытается воспрепятствовать независимости или превратится во врага с затаенным желанием вернуть утраченное. Это, вправду, крайне маловероятно, хотя и зарекаться самонадеянно.
Немало примеров того, как в постмодернистской Европе неожиданно оживают сюжеты из давнего прошлого и воссоздаются, пусть и на новом историческом витке, прежние типы отношений.
В Белой книге говорится о сохранении «тесных особых связей» с другими народами, живущими на Британских островах, о сохранении «семейных и дружеских» уз. Впрочем, в Беловежских соглашениях об упразднении СССР тоже содержалось очень много благих пожеланий о будущем сосуществовании в рамках Содружества…
Как бы то ни было, тема гарантий безопасности странам, их желающим, является насущной. И практика последнего времени демонстрирует, что в этой сфере действующих схем все меньше.
С Будапештским меморандумом понятно. Великие державы, которые подписывали документ 20 лет назад, всерьез гарантии Киеву давать не собирались. Россию и США волновала исключительно сохранность ядерного оружия, и если для этого надо было успокоить Украину — ну подпишем, лишь бы не мешала.
Статус меморандума как международно-правового документа рассматривался по-разному. Он не ратифицировался парламентами стран-подписантов, Россия сейчас трактует это как подтверждение его необязательного, декларативного характера. Кстати, когда при президенте Викторе Ющенко на Украине начались дискуссии о вступлении в НАТО, ряд российских экспертов предлагали вернуться к меморандуму и подтвердить заверения.
Это, однако, Киев тогда не интересовало, поскольку Украина считала надежным только участие в формальном военном альянсе.
Позиция объяснимая, членство в Организации Североатлантического договора накладывает на союзников обязательства в соответствии со статьей V (коллективная оборона). Формально и юридически сомнений в этом быть не может. На практике сомнения есть: государства Восточной Европы и Балтии чувствуют себя неуверенно, по сути, не доверяют гарантиям, настаивая на том, чтобы на их земле постоянно находились натовские, а лучше — американские военные.
Отчасти это связано с опытом ХХ века: и Чехия со Словакией, и Балтийские страны хорошо помнят, что в конце 1930-х заступаться за них не стали.
Но есть и другая причина — самоощущение альянса после «холодной войны». НАТО щедро принимало новых членов — количество союзников более чем удвоилось по сравнению с 1991 годом. Легкость была связана с тем, что на деле никто из грандов не верил, что статья V может быть востребована.
Обошлись же без этого в годы настоящей конфронтации, когда существовал серьезный и опасный враг — СССР. А с его исчезновением и глубоким кризисом в России это тем более исключено. Планов боевого развертывания альянса в странах Балтии, например, не существовало (во всяком случае, об их существовании ничего не было известно) до конца нулевых, когда российско-грузинская война вызвала всплеск паники.
Иными словами, к столкновению с Москвой из-за Восточной Европы не готовились.
Россию убеждали, что НАТО теперь — вообще не про войну, и уж тем более не про войну с ней. В итоге русские в это так и не поверили, наоборот. А вот страны, вступившие после холодной войны, поверили. И требовали все время новых заверений в верности, а также расширения НАТО, «оттеснения» России на все более безопасное расстояние. Москва считала, что ее водят за нос. А попытки Западной Европы найти компромисс между успокоением нервных союзников и избеганием провокаций в отношении России не устраивали ни тех, ни другую.
В итоге расширение НАТО превратилось в самозаводящийся механизм воспроизводства недоверия и внутри, и вне.
Бывший американский сенатор и один из наиболее уважаемых в мире специалистов по международной безопасности Сэм Нанн недавно призвал ответственно относиться к расширению. Привычный ответ НАТО на упреки России — все страны, в том числе и Украина, имеют право на членство, альянс придерживается политики открытых дверей.
Ни о каком «праве» речи быть не может, пишет Нанн. Альянс — не клуб по интересам, а военный блок. И принимать он должен не тех, кто ищет покровительства, а тех, кто нужен для исполнения имеющихся обязательств и укрепления потенциала.
Нанн, как и другие политики старшего поколения, понимает, что доверие к любой организации зависит от того, что она не создает ожиданий, которые не может оправдать.
Подход после «холодной войны», по сути, предусматривал возможность для всех желающих вступить в НАТО. Сейчас он перестает действовать — слишком возросли риски.
А значит, вопрос о формах обеспечения безопасности тех, кто не сможет влиться в чьи-нибудь стройные ряды, остается актуальным. Неслучайно гуру времен «холодной войны» — Генри Киссинджер и даже известный своим резким отношением к России Збигнев Бжезинский — замечали, что для Украины лучшим выходом на обозримую перспективу была бы «финляндизация», позиция между блоками.
Такая модель требует двух условий. Во-первых, твердых договоренностей противостоящих геополитических общностей, что они прекращают перетягивать спорный «актив» на свою сторону, соглашаются на его нейтралитет.
Во-вторых, наличия мудрых и дальновидных руководителей страны, из-за которой сыр-бор, их способность проявлять гибкость и умеренность ради сохранения суверенитета и развития. Ни первое, ни второе условие в случае с Украиной не соблюдается.
Впрочем, существует еще одна аналогия. В мире есть страна, крайне обеспокоенная угрозой соседней крупной державы, с которой она когда-то входила в одно государство, а сейчас имеет острое территориальное разногласие. Несмотря на социально-экономическое неблагополучие и наличие огромного количества внутренних проблем, эта страна создала собственное ядерное оружие — для сдерживания соседа — и ищет покровительства могущественных государств на стороне. А подобием национальной идеи, которая скрепляет весьма неоднородное общество, является стремление вернуть несправедливо, с его точки зрения, утраченную территорию.
Страна эта называется Пакистан, а потерянная земля — Кашмир. Тоже, в общем, вариант.