Цивилизация
Поезд Москва — Санкт-Петербург. Молоденькая неопытная проводница в брезентовой курточке с накрашенной масляной краской эмблемой на спине — такие носили бойцы советских стройотрядов. Краснея, извиняется перед пассажирами: в электрифицированном вагоне кипяток, подаваемый в знаменитых железнодорожных подстаканниках, производится угольной печкой, которая не хочет разогреваться. Группа старшеклассников едет в поход на Онежское озеро — они обвешаны всевозможными гаджетами и серьезно рассуждают о необходимости поправок в эволюционную теорию Дарвина. После выезда из Москвы поезд на несколько минут останавливается, пропуская стремительно проносящийся мимо «Сапсан».
Это все — и трясучий поезд, и стройотрядовская курточка, и печка из кинофильма про войну, и подстаканники, и подключенные к интернету гаджеты, и молодые Дарвины, и ультрасовременный «Сапсан» — движется по построенной по соизволению императора Николая I железной дороге, по необъяснимым причинам сейчас называемой Октябрьской.
Ночное существование в поезде между двумя огромными городами предрасполагает к размышлениям об устройстве Родины — на плацкартной полке эти мысли не кажутся банальными. И личный разнообразный опыт в сочетании с противоречивыми данными о собственной стране укладываются в логичную картину.
Я родился и вырос рядом с «Уралмашем» — мощным, занимавшим территорию среднего города, но буквально за год деградировавшим заводом. Затем хрестоматийным провинциалом с небольшим чемоданом и одной кастрюлькой приехал Москву, где работал менеджером в крупнейших американских высокотехнологических компаниях, журналистом и редактором в нескольких влиятельных изданиях. Объехал полмира, общался с министрами, миллиардерами, купил небольшую квартиру, но с видом на кремлевские звезды. Правда, любимую уралмашевскую кастрюльку где-то утерял. Но после столичного успеха и благополучия по непонятной для бывших московских друзей причине переехал в Петербург, вспомнил юношеские поэтические опыты (чем еще заниматься в Питере, как не литературой), подружился с авангардными художниками, половина из которых выглядели как буржуа, а вторая половина — как бомжи, написал книгу о взаимодействии технологий и масскультуры, научился питерской технологии жизни без денег.
И сейчас, глядя в проносящуюся за окном поезда темноту, мне кажется, что я начал понимать устройство моей страны.
В последние годы самым простым и распространенным приемом описания человечества стало деление всех стран на три мира — первый, второй и третий. Страны первого и третьего миров определены четко. Первый мир, «золотой миллиард», — это США, Великобритания, «старые» страны Евросоюза, Япония. Третий мир — это Африка, большинство стран Азии. Определить второй мир сложнее — в нем находятся «новые» страны Евросоюза, Бразилия, Аргентина, Чили и несколько транзитных стран, пытающихся попасть в первый мир или деградирующие в третий. Все человечество знает: лучше всего жить в первом мире, в крайнем случае — во втором, а из третьего нужно бежать.
Россия же находится одновременно во всех трех мирах.
Наши знаки первого мира — это русская культура (всего несколько наций сделали столь значимый культурный вклад), фундаментальная наука (прежде всего математика и физика), высокий уровень школьного образования, космос, развитая и доступная большинству населения телекоммуникационная система, военные технологии, одна из самых мощных армий. И конечно, запас ядерных вооружений, способный уничтожить все человечество.
Попадание во второй мир нам обеспечивает высшее образование, лишь в двух-трех университетах достойное первого мира, пока еще относительно неплохая бесплатная медицина, остатки гражданского авиастроения. Одно из главных «второмирных» достижений последнего времени — лидирующие позиции российских компаний на мировом рынке зерна. Мы любим посыпать нашу коллективную голову пеплом, стеная о нищете, но по уровню жизни мы законно находимся во втором мире.
При этом сравниваем мы наши доходы с североамериканскими и европейскими и не хотим замечать, что большая часть человечества живет хуже нас.
Самый известный наш знак третьего мира — это коррупция. Кстати, тот факт, что скоростной поезд «Сапсан» движется по обычной Октябрьской, а не по специальной выделенной железной дороге, свидетельствует о масштабах российского воровства. В 1991 году на самом высоком уровне было решено построить скоростную железную дорогу между двумя столицами, проект щедро финансировался из бюджета, но в 1998 году был тихо закрыт — деньги исчезли, но в тюрьму никто не сел. От проекта осталась лишь чудовищных размеров яма рядом с Московским вокзалом в Петербурге. Сейчас на месте той ямы построен огромный торговый комплекс, где продаются вещи известных торговых марок из первого мира.
Пока российскую экономику, как бы мы ее ни ругали, можно считать экономикой страны второго мира. Однако то, что главные российские компании сырьевые, сносит Россию в третий мир. Наша жажда коллективного величия при ограниченных возможностях — это, конечно, знак третьего мира. Например, жители второго мира, как правило, свыклись с не очень значительным статусом их страны и успокоились.
Но есть качества нашей страны, еще более запутывающие ее определение в один из миров.
Самый яркий пример — это Москва, кажущаяся, особенно внутри Садового кольца, одной из столиц первого мира. Но именно существование Москвы в нынешнем виде говорит о том, что мы скорее третий мир, чем первый или даже второй.
Огромная, неудержимо растущая, концентрирующая в себе все ресурсы столица с крайне дорогим центром и заметно нищающая к окраинам — знак третьего мира. И столичные жители должны радоваться, что вокруг Москвы нет трущоб из самовольно построенных сооружений, как в Мехико или Джакарте. Хотя по классификации ООН к трущобам относится и ветхое жилье, только оно расположено на очень дальних окраинах Москвы — за сотни и тысячи километров от Кремля. Тому, что у нас все же нет классических африканских и азиатских трущоб, мы обязаны суровому климату — люди просто вымрут в картонных коробках — и нашему «второмирному» уровню жизни. Правда, в этом году средняя зарплата в ряде российских отраслей уже стала ниже китайской. Китай выигрывал именно благодаря дешевой рабочей силе, но российский труд из-за падения курса рубля сильно подешевел. В результате Китай здесь движется в сторону первого мира, а мы в обратном направлении.
Главным символом московского первого мира стал комплекс небоскребов «Москва-Сити». Менее удачливые провинциальные девочки фотографируются на его фоне, выпятив губки и глазки. Более удачливые провинциалки живут в апартаментах на небоскребной высоте — даже появился класс персонажей, гордящихся тем, что они сутками не выходят из «Сити». Но на самом деле новые небоскребы давно уже стали знаком провинциальности — в развитых странах небоскребы не строят. Исключение — Нью-Йорк, где небоскребы давно стали одним из главных городских символов.
Бьющий рекорды высотности небоскреб — это знак страны третьего мира, которая хочет продемонстрировать свое эго, доказать свой высокий статус, которого на самом деле нет.
Большое количество мигрантов, прежде всего из азиатских постсоветских стран, делают наши города похожими на селения этих стран, стремительно погружающихся в третий мир. Однако на самом деле поток мигрантов из третьего мира — это признак страны первого мира, привлекательной для миллионов активных людей, не имеющих возможностей достойной жизни на родине.
Большое количество миллиардеров должно относить Россию к первому миру, но чудовищная разница в уровне жизни богатых и бедных делает нас — миллиардеров и всех остальных — полноправными жителями мира третьего. Наша культурная элита по своей образованности и изощренности суждений вполне соответствует уровню первого мира, но ее презрение к менее образованным согражданам заставляет вспомнить о непреодолимых барьерах между разными слоями населения в странах третьего мира. Так и представляешь учившихся в Париже помещиков или чиновников колониальной администрации, попивающих кофий на балконе поместья — а вокруг поля с вонючими мужиками, ковыряющимися в земле-матушке.
Как хочется жить в первом мире! И как не хочется уезжать из моей страны! Как хочется говорить «мы», «у нас», «наша страна», «моя страна»!
Главная причина жить здесь, говорить «мы» — это наш человеческий капитал, качество которого пока вполне соответствует первому миру.
Нам только дай немного свободы, и мы сразу начинаем достигать чудесных результатов — так было во время первого русского капитализма перед Первой мировой войной, тогда же Россия стала главным производителем художественных и музыкальных идей, так было во времена хрущевской оттепели, когда многим в западном мире стало казаться, что мы сейчас действительно построим коммунизм. Так буквально на днях лучшим в мире охотником на покемонов стал питерский студент.
Но самое лучшее в нашем первомирном человеческом капитале — это, конечно, женщины. Главное — не относиться к ним как к ресурсам страны третьего мира и прекратить экспортировать в первый.
