Цивилизация
Режиссер Руслан Бояков указывает на «заполненный под завязку холодильник» как на «страшную профанацию алтаря». Никита Михалков считает, что он лишает «бдительности и ощущения реальности». «Изборский клуб» вещает, что «стабильный рост потребления и потребностей – это их смысл жизни»; а «наш – выковывание человеческой души… отстаивание социальных и духовных идеалов… вочеловечивание природы и истории».
Они клеймят потребление, влекущее в «зону самообмана, где нет подлинных чувств и культуры, а демократия сводится к равенству всех перед знаками богатства».
Проблема в том, что богатство россиянам пока не грозит.
Росстат сообщает о росте числа малоимущих до 20%. Теперь каждый пятый в стране может купить только еду. В правительстве обсуждали было введение льготного питания и выделение бедным денег на продукты. Но глава Минпромторга Денис Мантуров сообщил, что деньги на «продовольственные талоны» вряд ли включат в бюджет-2017.
Тут ли толковать об ужасах потребительства, когда бедность на пороге?
И что это такое – бедность? «Состояние нужды, нехватки жизненных средств, не позволяющее удовлетворить насущные потребности индивида или семьи…» (Энциклопедический словарь экономики и права); «крайняя недостаточность у человека, семьи, региона, государства… ценностей, товаров, денежных средств для нормальной жизни и жизнедеятельности» (Словарь экономических терминов); «жизнь в нужде, состояние того, кто постоянно нуждается» («Толковый словарь русского языка» Сергея Ожегова).
Всемирный банк и МВФ считают, что в нищете живут те, кто может тратить меньше 1 доллара 90 центов в день. А по данным ООН, нищета – удел 836 млн землян.
В России слова «нищие» и «бедные» оставлены обиходному языку и СМИ. Власть и юристы говорят «малоимущие».
Сколько их – рассчитывают на основании официального прожиточного минимума в каждом регионе. Есть и минимум по стране. Его раз в квартал определяет правительство. В первом квартале он составлял 9776 рублей в месяц – около 155 долларов. То есть 5 долларов 17 центов в день. По меркам МВФ – не нищета. Но до консюмеризма ли тут?
Как-то директор Института экономики РАН Руслан Гринберг заметил, что «обсуждение темы о вреде потребления… кажется большим ханжеством и лицемерием. В нашей… стране лишь 25% населения потребляет то, что потребляют европейцы. Остальные выживают. <…> Потребление – синоним свободы. Мы должны иметь выбор на всё. Будь то носки, начальство, премьер-министры. <…> Вспомните 80 лет советского аскетизма, жуткого унижения, уныния, серости…».
При этом власти твердили, что граждане не знают кризисов, а образование и медицина бесплатны, как и забота партии и правительства. В таком уюте богатство – излишне, а бизнес – преступен, и дом его – тюрьма. Но теневой сектор рос. Ибо
в стране при бесплатной медицине царила скудость. Штамповали тысячи тракторов, а легковых машин не хватало. Качали море нефти, а фломастер не купишь. «Трепещут хитрые враги, но где пальто и сапоги?»
Это – ничего. Зато у нас скоро – коммунизм. А Западу – конец. Там спад, безработица, коррупция, инфляция, рост цен держат людей за горло, грозя погрузить во мрак нищеты. Кругом гангстеры, военщина, политиканы, воротилы Уолл-стрит и лживые писаки. Но они обречены. И не спасут их грязные потоки вранья о бедной жизни на Востоке.
Ведь наш Восток цветет. Летит в космос Гагарин. Крошит торосы ледокол «Ленин». Дает ток Братская ГЭС. Граждан переселяют из подвалов в ульи имени вождя – «хрущевки». А Запад не понимает: отчего пославшие первого человека в космос так бедны?
180 частных машин (пишет Джон Доусон в книге Commercial Distribution in Europe) приходится на 1 тыс. французов. И 4 – на 1 тыс. советских в 1965 году, когда Гагарин посещает завод ракетно-космической компании Matra, выпускавшей и авто. Ему там очень нравится. И вот, вернувшись в страну социализма и березового ситца, он узнает, что в посольстве Франции его ждет Matra-Bonnet Jet VS ракетных очертаний.
В 1969-м машины есть в большинстве французских семей. В СССР считают тонны чугуна, а острый галльский смысл обеспечивает холодильниками – 73%, телевизорами – 52% и стиральными машинами – 50% населения.
Штаты подходят к порогу потребительского рая в 50-х.
В 1959-м гости американской выставки в Москве любуются «Шевроле», «Олсмобилами» и «Плимутами». Не зарастает народная тропа и в типичный американский дом, полый невиданной техники. Такой дом, говорит Хрущеву вице-президент Никсон, сталевар у нас покупает за 14 тыс. долларов. И 25–30 лет платит за него сто в месяц. При зарплате 3 бакса в час это терпимо. Хрущев отвечает: и в СССР сталевар может купить дом. Но цифр не приводит.
В конце 40-х в Штатах «норма – дом в 750 квадратных футов» (около 70 м), пишут Ванн, де Грааф и Нэйлор в книге «Потреблятство». В 50-х «к площади американского дома добавилось 200 футов». В 70-х дошло до 1350. А недавно – до 2300 (213, 677 кв. м).
В России же в моде квартиры в 20 м. Вице-премьеру Игорю Шувалову «кажется смешным, но люди приобретают такое жилье, и оно очень популярно, и на рынке есть ниша такого жилья». Но многим и оно не по карману. А ставка по ипотеке в 2015 году в среднем 13,5% годовых – почти вчетверо больше, чем в Европе. В Штатах (при цене 60–150 тыс. за средний дом) – от 3,5 до 7%.
Кстати, и там есть бедные. «Би-би-си» сообщает: каждый седьмой. Но безработица самая низкая за восемь лет – 4,7%. Нижний предел годовой оплаты программиста – 65 тыс. долларов. Медсестры – 69 тыс. долларов.
Но нам на это нечего смотреть. Ведь
еще в 1959-м Хрущев заявил Никсону, что такой образ жизни чужд нашему человеку, но «ваши внуки будут жить при коммунизме!» А тот: «Нет, ваши – при капитализме»… Спор разрешила история.
20 лет в России бизнес насыщает рынок и удовлетворяет спрос. Уже давно бренды – это тяга и страсть, впечатанная в душу покупателя. Наивные скажут: брендинг – это «втюхивание ненужного». Но разве чемодан Louis Vuitton и туфли Gucci не нужны? Для многих они значат то же, что для советского человека – «настоящая фирменная вещь».
Многим людям важны красота, качество и статус. Да: на дорогих часах то же время, что и на дешевых. Но их покупка – пропуск в мир товаров класса люкс, где создают символические маркеры. А возможность покупки настраивает больше зарабатывать и трудиться.
Для миллионов труд – средство не выживания, а развития, реализации талантов, будь то лирическая поэзия, прозаический бизнес, экзотическая реклама и т.п.
Реклама важна в мире товаров и услуг. Как и на рынке партий и политик. Покупатель не лишен эмоций. И работая с ними, мастера брендинга трудятся, как и политтехнологи на выборах, повышая спрос на образы клиентов. У них есть общее дело: управлять выбором. В том числе между достатком и бедностью.
Это сложно. Ведь россияне, по словам социолога Левада-центра Марины Красильниковой, «притащили из советского прошлого навыки бедняков».
Можно вообразить: вот их «лечат» от «советчины» – растят новый молодой народ, суверенный по отношению к власти. Норма для него не бедность, а стремление к благосостоянию, творчество, терпимость, открытость разнообразию. Он знает: условие единомыслия – тотальный контроль. Он мешает развитию. А свободный обмен идей – залог созидания. Ну а патриотизм – это не оды начальству и плевки в «образ врага». А укорененность в культуре и труд ради благополучия – своего и страны. Который легко сочетается с либерализмом, хотя и не только с ним.
Вообразить просто. Но всё не так.
Лояльность власти вызвана зависимостью от нее большинства россиян. 80%, – напоминает Марина Красильникова, – тратят на еду больше половины дохода.
То есть бедных у нас не 20%, а две трети. А то и три четверти. Они не голодают. Но их социальные ожидания мало отличаются от тех, что были при советах.
Кстати, тогда трудовой Запад вовсю потреблял плоды своего развития, а тамошние культурологи хором клеймили капитализм за то, что он рождает консюмеризм. Они не ели щи да кашу в советской столовке и не бывали в магазине, где гудит буддийская пустота. Но потребление порицали.
А нынче в России занимаются тем же по мере нищания страны. Неужто президент и впрямь объявлял борьбу с бедностью приоритетом своего второго срока? Это забыто. Зачем бороться с ней, если можно – с потреблением? Как писал в XIX веке поэт Некрасов? «Есть и овощ в огороде – хрен да луковица, // есть и медная посуда – крест да пуговица». Вот-вот. И следуя совету героя «Бедных людей» Достоевского, надо «жить скромно, смирно, тихо. Чтоб и не слышно бывало из наших помещений».
Или, возможно, на думских выборах российский избиратель покажет, что Владимир Якунин ошибся? И суверенно-демократическая формула электората – иная: голосовать, не покупая.
