Неотложное обострение

В 17 часов 21 сентября 1993 года в Кремле было записано обращение к гражданам России. Это должно было произойти в воскресенье, 19-го, но президента отговорили: слишком очевидной была ассоциация с другим 19-м числом, в августе 1991-го. Во вторник в 20:00 обращение Бориса Ельцина по поводу роспуска парламента прозвучало с телеэкранов. Кроме того, был оглашен указ № 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации». Кстати, датой своего рождения нынешний российский парламент может считать именно этот день: положением «О федеральных органах власти на переходный период», то есть до выборов парламента и принятия новой Конституции, упоминалось двухпалатное Федеральное собрание.

С теми событиями связаны три принципиальных момента.

Во-первых, указ 1400 не стал неожиданностью для съезда и Верховного совета. И не только потому, что были утечки (первый раз проект указа обсуждали 12 сентября в Старо-Огареве с участием силовиков, министра иностранных дел Андрея Козырева и в присутствии господ охранников, которые потом сыграют столь значительную роль в российской политической истории).

В условиях двоевластия (законодательная власть против исполнительной) параллельная вертикаль власти ждала этого противостояния и хотела его, не исключая, а скорее желая силового варианта.

Кроме того, сентябрьское решение 20-летней давности было отсроченным: роспуск парламента был легитимизирован референдумом 25 апреля 1993 года и, вообще говоря, тогда же, весной, и мог бы состояться — за досрочные выборы народных депутатов, уже тогда успевших дискредитировать саму идею парламентаризма, проголосовали 67,8% граждан России (в Москве таких было 80,3%).

Кроме того, участники референдума высказались за доверие Борису Ельцину (58,7% по стране и 75,2% по Москве), одобрили реформаторскую политику, несмотря на то что были уже пережиты тяжелейший 1992 год и начало 1993-го (53,0% по стране, 70,0% по Москве). Это к вопросу об «антинародном» характере реформ 1990-х. Так что составители указа, подготовку которого курировал первый помощник президента Виктор Илюшин (глава администрации Сергей Филатов, премьер-министр Виктор Черномырдин и первый вице-премьер Егор Гайдар, только что возвращенный в правительство и назначенный Ельциным на фоне телевизионной картинки учений спецназа в дивизии имени Дзержинского, узнали об указе позже помощников и силовиков), имели полное право написать следующее: «Прямое противодействие осуществлению социально-экономических реформ, открытая и повседневно осуществляемая в Верховном Совете обструкция политики всенародно избранного Президента Российской Федерации, попытки непосредственного осуществления функций исполнительной власти вместо Совета Министров со всей очевидностью свидетельствуют о том, что большинство в Верховном Совете Российской Федерации и часть его руководства открыто пошли на прямое попрание воли российского народа, выраженной на референдуме 25 апреля 1993 года. Тем самым грубо нарушен Закон о референдуме, согласно которому решения, принятые всероссийским референдумом, обладают высшей юридической силой, в каком-либо утверждении не нуждаются и обязательны для применения на всей территории Российской Федерации».

Второй важный момент. Возможно ли было мирное разрешение конфликта сторон? Я тогда работал в журнале «Огонек», и, разумеется, у нас на эту тему состоялись серьезные дискуссии, отягощенные наблюдением за горящим Белым домом, перестрелками на Новом Арбате и первыми трупами. Лично мне тогда казалось, да еще на обескураживающем фоне самой настоящей гражданской войны, которая казалась неправдоподобной в роскошных декорациях ослепительно солнечной осени, что без указа 1400 противостояния можно было бы избежать. Реконструкция событий по мемуарам их участников говорит о том, что скорее вооруженное противостояние можно было только отложить, да и то ненадолго. Ельцина пытался отговорить Гайдар, но президент избежал встречи с ним, а затем — Черномырдин. Однако решение было принято.

Удивительным образом ситуация потом повторится весной 1996-го, когда Ельцина будут подталкивать к роспуску парламента и запрету Компартии: тогда к нему на прием кинулись Анатолий Чубайс и Виктор Черномырдин, Егор Гайдар подключал к уговорам зарубежных партнеров. И отговорили.

Но 1996-й от 1993-го отличался принципиально: идя на второй срок, Ельцин мог проиграть выборы, мог выиграть, что в итоге и случилось, но это происходило не в ситуации, близкой к гражданской войне. Сейчас легко рассуждать об альтернативах 1993-го. Тогда была совершенно другая оптика: еще весной, до референдума, и реформаторам, и вообще представителям исполнительной власти по-настоящему казалось, что в результате противостояния с Верховным советом их будут расстреливать. После первой крови на демонстрации 1 мая 1993 года и обмена денег 24 июля 1993 года, о котором не знал Минфин, зато знал ЦБ, подчинявшийся Верховному совету, ситуация и вовсе зашла в тупик. И Ельцин пошел на ее обострение, прекрасно понимая, что Руслан Хасбулатов и Александр Руцкой с властью расставаться добровольно не станут. И действительно, никакие миротворческие миссии, никакие «нулевые варианты» от главы Конституционного суда Валерия Зорькина тогда не сработали.

Здесь не место реконструировать события час за часом, но совершенно очевидно: это был эпизод отчаянной, неуправляемой гражданской войны, в результате которой, кстати, от шальных пуль погибли многочисленные случайные прохожие, а сам мятеж и его результат раскололи нацию. Последствия чего мы сегодня и испытываем на себе.

Третий момент. События октября, указ 1400 — это кульминационная точка буржуазной революции в России, которая могла закончиться почти бескровно (не считая некоторых тяжелых фрагментов передела собственности в ходе приватизации — важнейшей части буржуазной революции), но не закончилась: институт демократии — парламент — сработал против демократии в политике и либерализма в экономике. То, что произошло 20 лет назад, началось еще в декабре 1992 года: тогда Ельцин пошел на политическую уступку контрреформаторам в Верховном совете — отправил в отставку Егора Гайдара, а в апреле 1993-го назначил министром экономики и первым вице-премьером «духовно близкого» парламентариям Олега Лобова, который боролся за «план по яйцу» и заботился о заготовках «хвойной муки». В то время Верховный совет переключился с Гайдара на Чубайса, а затем разглядел в зарослях «хвойной муки» более крупную дичь — Бориса Ельцина — и уже ни о чем, кроме реванша и импичмента, и помышлять не мог.

Строго говоря, октябрь 1993-го и Конституция 1993-го закрепили результаты буржуазной революции. Были созданы основы российской государственности и рыночной экономики. Еще раз: хорошо ли, плохо ли, но это произошло. И буржуазная революция, отменившая двоевластие в России первых лет ее существования, свершилась.

Хотя буржуазная революция в России — это не одноактное действие, это многосложная драматургия, в том числе с антрактами. Она началась, возможно, не в ноябре 1991-го, а де-факто с горбачевской перестройкой. А может быть, первым ее симптомом и вовсе были косыгинские реформы, паллиативные и быстро захлебнувшиеся. Больше того, возможно, пережив кульминацию 20 лет назад, она еще и не завершилась. Потому что в стране, движущейся к четвертому сроку президента РФ на честном слове ручного управления, еще нет нормальной демократии и соответствующих ей институтов. Несмотря на то что в стране есть рыночная экономика, она обезображена и искажена «капитализмом друзей».

Так что революция продолжается.