Цивилизация
Май-1968 легко переложить на язык балета. Это был рай для профессиональных фотографов, которые запечатляли человеческую пластику в моменты наивысшего и одновременно изысканнейшего напряжения – человек, швыряющий булыжник, может быть графичен и красив. Особенно, если после этого выясняется, что он не столько разбил морду ОМОНовцу… пардон, полицейскому, сколько изменил мир, переведя его по вектору полета булыжника из индустриального в постиндустриальный, из старомодной буржуазности – в модерн, из политической ригидности в политическую гибкость.
Май-68, случившийся 45 лет назад, оказался революцией снизу, когда общество заставило государство измениться и встать вровень с ним: политический и культурный ландшафт западного мира стал иным. То, что было контркультурой, в сущности, стало просто культурой. Политической культуры это тоже касалось.
45 лет назад состоялась и «пражская весна» - понятие широкое, потому что, например, в родстве с ним находились студенческие волнения в Польше того же времени. Только мир к востоку от железного занавеса, на котором красовалась отнюдь не чеховская чайка, оказался до такой степени негнущимся, что вместо разморозки государства, которая началась на Западе, состоялась его заморозка – скрип снега невозможно было на слух отличить от скрипа сапога энкавэдэшника и жестяного голоса народного судьи.
Это был рай – по обе стороны занавеса – не только для фотографов, но и для интеллектуалов. Лозунг революции – «Под булыжниками — пляж (plage)» коллеги из французского Le Magazine Litteraire пять лет назад, к сороковой годовщине Мая-68 переделали в «Под булыжниками – страница (page)». (А сейчас – пост, статус, запись в соцсети.) Могла быть и нота. Не нота МИД СССР, а музыкальная нота.
Скороговорка революции «Делез-Фуко-Бурдье-Деррида-Сартр…» заканчивалась портретом Мао. По поводу чего Джон Леннон написал умную и полную скептицизма песню Revolution, намекнув, что он не с теми, кто за разрушение (хотя состоялось не просто разрушение, а, по Шумпетеру, которого в Сорбонне не упоминали, созидательное разрушение): «Мы все хотим изменить мир, но когда ты говоришь о разрушении – знаешь ли, на меня не рассчитывай».
Они ведь, носящиеся с портретом Мао «мечтататели», и не подозревали, что вышли не из гоголевской, как к востоку от занавеса, а из гегелевской шинели. Революция трех «М» — Маркс, Мао, Маркузе. Они и не подозревали, что опровергают своим существованием Маркса – капитализм адаптировался к требованиям студентов и всех-всех-всех бастовавших, как раз ровно 45 лет назад присоединившихся к «студентам и распоясавшимся профессорам» (определение не какого-нибудь там министра образования Франции, а члена ЦК Компартии Чехословакии Васила Биляка, вступившегося за сносимого волной пражских событий первого секретаря ЦК КПЧ и президента ЧССР Антонина Новотного). Они и не подозревали, что архаичный Мао уже никуда не годится, ни в какую красную армию. Хотя другое дело Герберт Маркузе - да, он все сказал о них еще до 1968 в «Эросе и цивилизации» (идея «отказа» от сотрудничества с системой, с «представителями старого порядка», которые, «защищая его существование, одновременно защищают разрушение, безумное потребление, загрязнение и, значит, приносят в жертву сам порядок») и особенно в 1964-м, в «Одномерном человеке», книге, которая, в общем, описывает путинскую систему, доросшую, наконец, до модели капитализма западного общества образца начала 1960-х годов.
«Ты говоришь, что у тебя есть готовое решение, да, но знаешь – хотелось бы увидеть план», - Путин мог бы сказать словами Леннона. Плана не было. Потому что Май-68 был не планом, а симптомом. Симптомом того, что все меняется и надо этим изменениям соответствовать. Это понял даже несгибаемый, как флагшток, де Голль.
А вот к востоку от занавеса план как раз был. Во всяком случае, политические свободы сами брали один плацдарм за другим, а идеологию экономической реформы сформулировал Отто Шик. Чтобы раздавить план понадобились советские танки.
И все это, между прочим, как и сейчас в России, происходило вроде бы на фоне всеобщего благоденствия и спячки. 15 марта 1968 года колумнист «Монда» Пьер Вианссон-Понте опубликовал текст под названием «Франция скучает». Грохнуло очень скоро. Зато уже в июне прошла демонстрация голлистов, которая и не снилась Суркову или Володину, ибо не была проплаченной и хорошо темперированной. Они хотели порядка. Но, в сущности, нового порядка. С учетом мнения, так сказать, трудящихся и пролетариев умственного труда. И западное общество стало иным – потому что нет иного пути развития, кроме как через кризисы. Необходимо только понимание того, что кризисы несут очищение от того, что устарело. И если не держаться за архаику, можно удержаться у власти даже и без омоновских дубинок.
Достаточно просто соответствовать времени. Как говорил по аналогичному поводу строгий Шарль де Голль: «Реформам – да, карнавалу – нет». С ним бы и Леннон согласился.
